— А я и не навязываюсь! — огрызается Мишка и делает вид, будто собирается уходить.
— Погоди, — удерживает его Митрич. — Придумаем что-нибудь.
Ванька Косой развязывает свой мешок, быстро достаёт из него всякое имущество.
— Это — ведёрко цинковое. Воду черпать и чай варить можно. Мишка его потащит. Очень от тифа помогает.
Губкин что-то обиженно шепчет себе под нос.
— Ты чего вякаешь?
— Мы по Клятве все — равные. А он смеётся, Митрич…
— Вот и потащишь ведро, как равный, — охотно соглашается Ванька.
— Ну, а теперь глядите, что я припас, — говорит Митрич, и на его привядшем лице появляется выражение плохо запрятанного мальчишеского торжества.
Старик выносит из сеней настоящий солдатский мешок — «сидор», развязывает тесёмку и достаёт из него какие-то мешочки, свёрточки, коробочки.
— Здесь, — сообщает Митрич, похлопывая по толстенькому мешочку, — здесь у нас пшенная крупа, а здесь, — старик берёт другой мешочек, — гречка. В этом свёртке — холодное мясо. Есть запас соли, перца, лука. Чесноку с десяток головок.
Митрич укладывает мешочки в «сидор» и достаёт новые.
— Вот эти не промокнут. В них — сахар, соль, сухари, чаю немножко. А в банке — коровье масло.
Митрич снова идёт в сени и приносит зелёную солдатскую палатку.
— А ты ещё идти не хотел! — мирно говорит Ванька Косой Губкину.
— Ну, ладно, подсчитали своё богатство — давайте в путь собираться, — распоряжается Митрич.
— Давайте! — соглашается «тифозный» Мишка.
Старик быстро выпрастывает мешки и начинает заново раскладывать в них походное имущество.
— Чтоб всем груза поровну досталось.
Мишке Губкину Митрич приносит из кладовки небольшой мешочек.
— Теперь все сядьте, — просит старик. — Прочти свой Приказ, Великий Брат Алексей Балашов.
Лёшка достаёт из кармана бумажку и громко читает её.
«Приказ Великому Брату Алексею Балашову.
Приказывается тебе, Балашов, завтра к утру приготовиться к походу в Страну Разгаданных Чудес. Пойдём по Боевой Тропе. Поход будет три дня. Возьми ружьё, патроны, посуду для варки пищи и ещё что нужно. Явись в избу Кузьмы Морозова в шесть часов утра».
— Другие Приказы можно не читать, — говорит Митрич. — Там только припас иной, а всё остальное — то же. Теперь я вам скажу, куда и зачем мы пойдём.
Великие Братья сидят молча, боясь потерять хоть одно слово, и только тихо покашливают от волнения.
— Всё ли понятно? — спрашивает Митрич, кончив объяснения.
— Всё! — кричит взъерошенный Сашок, хотя он понял далеко не всё, а только то, что три дня Племя будет жить в лесу и в поле, разгадывать чудеса, какие встретятся на Боевой Тропе, варить еду на костре и спать под настоящей солдатской палаткой.
Старик проверяет, хорошо ли подогнаны лямки, не трут ли спину мешки, по мерке ли обувь. Потом весело командует:
— Выходи строиться.
На завалинке, у избы Митрича, сидит дед Терентий. Оглядев снаряжённое Племя, он грустно улыбается и говорит:
— Старые кости приехали в гости. Не возьмешь ли и меня, Кузьма?
Сашок сразу краснеет от волнения за дедушку и с тревогой ждёт ответа Митрича.
— Отчего же не взять? Иди, Терентий Лукич. Только путь неблизкий. Не обезножишь?
— Обезножу, — соглашается дед Терентий. — Годы не те. Жил с локоть, а жить с ноготь… А пошёл бы я с вами, Кузьма Митрич. Доброе, весёлое дело задумал ты. Идите с богом!
Лёшка отвязывает Стрелку от калитки, даёт ей мешочек с костями: пусть все видят, как она поноску таскает. Сашок поудобнее прилаживает садок с голубями, и всё Племя степенным шагом отправляется в путь.
В полдень Племя делает первый привал на склоне небольшого ущелья, поросшего редким лесом.
Берёзы стоят уже совсем зелёные. В полном наряде крыжовник.
Где-то неподалеку кукует кукушка-самец. Ему весело отвечает самочка: «Кли-кли-кли! Кли-кли-кли!».
В горах в это время ещё прохладно, и Великие Братья, по команде Митрича, бросаются собирать валёжник. Стрелка с громким лаем носится между мальчишками, тыкается мокрым носом им в руки и всячески выражает свою радость: «Ну, вот люди и догадались пожить на свободе!».
Сашок, притащив охапку хворосту, вдруг спохватывается и спешит к голубям. Он насыпает птицам из кармана горсть пшеницы и снова отправляется в лесок.
Оставшись один, Митрич достаёт топор, вырубает из сосенки черенок для лопаты, насаживает его и начинает рыть яму.
— Это вы зачем? — интересуется Мишка, принесший небольшую осинку-валёжину.
— Это я печку сооружаю, — поясняет Митрич, — походную печку для обеда.
Бросив взгляд на деревце, сброшенное Губкиным возле ямы, он говорит:
— Нам не всякое дерево для костра годно, Миша, а вот какое: побольше огня — поменьше дыма. Осина-то как раз горит торопливо, а тепла ничтожно дает. Или пихту взять: знающий человек её без нужды в костёр не положит — безудержно стреляет пихтовое дерево, швыряется искрами во все стороны. Нет вернее топлива, чем ёлка. Сгорает она степенно, ровно, искры почти не даёт, жар от нее получается сильный.
Вскоре около полуметровой ямы, вырытой стариком, вырастает большая гора сушняка.
Лёшка берёт у Митрича топор и идёт рубить еловые дрова.
Наконец, все приготовления закончены. Великие Братья собираются возле Митрича.
Старик осматривает хворост, отбирает и отбрасывает в сторонку сгнившие ветки.
