Тайна Великих Братьев - [23]

— Так-то оно так, — соглашается Митрич, — только у меня припаса для того не было. А всё ж нашёлся выход. Давайте покажу я вам, как это делается…

Митрич выбирает из костра чёрный, погасший уголёк, откладывает его в сторонку. Потом достаёт из мешка мелкие палочки, кусочки берёсты и кладёт их к угольку, на сосновую лапу. Под конец снимает шапку — в одном месте нитка порвалась — вытаскивает немножко ваты, суёт в карман.

— Дай-ка, Лёша, твоё ружьё.

Митрич раскрывает переломку, вынимает патрон, достаёт из шапки большую иголку, выуживает ею бумажный пыж. Затем осторожно высыпает дробь в шапку и снова лезет иголкой в патрон, вытаскивает второй — пороховой пыж. Чуть-чуть отбавляет пороху на топорище, растирает его черенком ножа в пыль и этой пылью посыпает ватку. Потом снимает нитку с иголки, связывает ватку и проталкивает ее в гильзу, прямо на порох. А там снова закладывает пыж, возвращает дробь и дробовой пыж на место.

— Ну, глядите, ребята!

Митрич стреляет вверх и тут же хватает упавшую ватку. А по ней тоненькие красные червячки ползают — тлеет ватка. Прикладывает её старик к угольку, раздувает жар, разжигает от него берёсту и сухие палочки.

— Вот вам и огонь, Великие Братья! Ловко?

— Хорошо-прекрасно! — восхищается Мишка.

— А вот что я вас спросить хочу… — мнётся Лёшка. — Это вы почему, когда стреляли, левый глаз не жмурили?

— А зачем жмурить?

— Как зачем? — удивляется Лёшка. — Так все делают.

— И плохо делают. Ненужная это привычка. Вредная. Видимость-то хуже становится. По утке бьёшь, по лисе, скажем, — одним глазом плохо схватывать дичь. Да и беда случиться может: появись слева собака, выйди человек, а ты их и не видишь — левый глаз у тебя закрыт. Задеть дробью можешь.

Подумав, старик говорит:

— У каждого человека имеется направляющий глаз. Правый, чаще всего. Есть, правда, люди — у них левый глаз командиром. Таким, верно, закрывать его надо перед выстрелом.

— Это как — направляющий?

— Вот как: согните большой и указательный пальцы в колечко, поднимите к глазу. Посмотрите через колечко, ну, вот хоть на тот, еловый сучок. Поглядели? Не убирайте руки, зажмурьте левый глаз. Колечко на месте осталось? На месте? Ну, значит, у вас у всех правый глаз направляющий. Был бы левый направляющий, ушло бы колечко в сторону.

Пока все мальчишки через кольца поглядывали на разные сучки и камешки, случилась одна неловкость. Митрич, как только костёр разожгли, свою алюминиевую фляжку на сосновые лапы положил, поближе к огню, чтоб вода для питья согрелась. А Лёшка случайно на фляжку и наступил. Сразу погнулась, покоробилась гладкая боковинка.

Лёшка смутился, сказал старику:

— Я вам, Кузьма Дмитриевич, за это хорошую палочку отдам, дедушка из города давно ещё привёз.

Рассмеялся Митрич:

— Я и без палочки как-нибудь попрыгаю, ребята!

А Мишка поглядел грустно на фляжку и вздохнул:

— Такая красивая была, просто завидки брали!

Взял Митрич фляжку, вытащил пробку, воды из чайника по самое горлышко налил, забил туго пробку и в снег фляжку бросил:

— Пускай, полежит, помёрзнет, кривобокая!

Вздохнул снова Мишка:

«Неужто такое добро насовсем Митрич выкинул?».

Вскоре забурлила вода в чайнике, налили ребята кипятку в кружки, отогрелись. Потом мяса и хлеба поели. Сразу стали легче заплечные мешки.

— А ну, Миша, — говорит Митрич, — поищи-ка фляжку, а то домой собираться надо.

Поднял Мишка флягу со снега, поднёс к костру. Глянул на боковинку и удивился: гладкая боковинка, ровная.

Смеётся Митрич:

— Это дед Мороз нам её починил, ребята. Лед-то легче воды, больше места занимает. Замёрзла вода и раздула помятую боковинку. А теперь давайте скорее флягу разогревать, а то разворотит её льдом.

Быстро опускается солнце в короткие зимние деньки! Темнеет молчаливый заснеженный лес, сторожкие тени заползают в густые кустарнички, между соснами и ёлками.

Молча и быстро идут по свежему снежку Великие Братья, торопятся попасть дотемна в родную деревню.

И каждый думает о чём-то своём. И так уж, наверное, случайно получилось, что думают сейчас все об одном: о книжке, которую хочет написать Митрич, об интересной каждому человеку книжке.

— Ну, что? — неожиданно спрашивает Митрич Сашка. — Напишем мы теперь книжку, Смолин, или не напишем?

— Напишем! — весело отвечает Сашок. — Не сразу, Кузьма Митрич, а одолеем всё-таки!

14. В СТРАНУ РАЗГАДАННЫХ ЧУДЕС

Последние дни мая неспешно идут по Уралу.

Весна в этом году — с чего бы? — какая-то задиристая, ершистая: кажется, стоит крепкое вёдро и конца не будет ему, так нет — начнёт полосовать дождь! Беги домой и выкручивай рубаху.

Сидит Митрич в своей избе. Изредка в окно посматривает. Выглянет и улыбнётся: «Не может того быть, чтоб погода испортилась».

И верно: все приметы — к ясному тёплому дню. Ещё вчера иссиня-чёрные навозные жуки летали. А понятно: навозник под дурную погоду не полетит. Утренняя зорька была на редкость золотистой, замечались в ней розовые краски, жёлтые — чистые, прозрачные. Конечно, и серая безветренная зорька — тоже к хорошей погоде, но золотистая — дело верное: тут без ошибки вёдро жди.

А взять другие приметы? Чуть рассветало, дружно загудели в соседних ульях пчёлы. Совсем рано проснулись мухи. Он, Митрич, тогда ещё нарочно в небо поглядел. Так и есть: стрижи и ласточки чуть не у самых облаков воздух стригут, заливаются жаворонки. Редкие кучевые облака, бродившие с утра в синем воздухе, днём закрыли было всё небо, а сейчас, к вечеру, исчезли, испарились, пропали невесть куда. И небо стало, как ласковое озеро, — без ряби, без барашков.