Тайна трех четвертей - [88]

– С тех пор я невыносимо страдала, – сквозь рыдания прошептала Аннабель.

– Во время нашего первого разговора вы сказали, что «спасали жизни». Потом сразу поправились, и вышло, что вы спасли только одну: мадемуазель Айви. Тогда я подумал, что вас смутило преувеличение, вы хотели быть абсолютно точной, не претендуя на что-то большее. Только значительно позже я подумал, что существовала и другая возможность, столь же вероятная: вы действительно спасли более одной жизни, но хотели скрыть это. И ваши первые слова – «спасла жизни» – были правдой.

Мне пришло это в голову во время разговора с Айви. Зная, что кто-то замыслил смерть мисс Тредуэй, я заговорил о необходимости спасения жизней. Айви Лавингтон спросила у меня, сколько жизней нужно спасти, одну или больше, и я признал, что в опасности находится лишь одна. Конечно, я не знал, что Кингсбери будет убит. Однако я отметил, что разговор с мадемуазель Айви напомнил мне о чем-то, и пытался понять, о чем. Ну а потом мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы раскрыть тайну: я вспомнил свою первую встречу с Аннабель Тредуэй и наш разговор о спасении жизней или только одной жизни. И вдруг, в свете того, что мне стало известно о том дне, когда Айви едва не утонула, слова мисс Тредуэй о спасении жизней обрели для меня новый смысл.

Я не мог удержаться и покачал головой, пораженный тем, как работает мозг Пуаро. На остальных он произвел такое же сильное впечатление. Мы все с неотрывным вниманием слушали его рассказ.

– Когда мы в первый раз встретились после того, как она получила якобы написанное мною письмо, обвинявшее ее в убийстве мсье Панди, мисс Аннабель сказала еще одну вещь, показавшуюся мне необычной. «Вы не можете знать…» – начала она и сразу замолчала. Понимаете, она считала, что справедливо получила письмо, в котором ее обвинили в убийстве, хотя никого не убивала и Айви вовсе не умерла в тот день у реки. Мисс Тредуэй хотела сказать, что я, Эркюль Пуаро, не мог знать, что она виновата, – это было невозможно.

Она никогда не переставала считать себя виновной, леди и джентльмены, и изо всех сил старалась искупить вину. Мсье Доккерилл, вы мне говорили, что мисс Аннабель отклонила ваше предложение руки и сердца. Она сказала, что не сможет как следует заботиться о мальчиках Тервилла. Теперь ее слова становятся понятны: она считала, что ей нельзя доверить благополучие детей, и потому не позволила себе выйти замуж и иметь собственных. Одновременно она обожала племянницу и племянника, отдавая им всю любовь, на какую только была способна, чтобы загладить ошибку, совершенную много лет назад.

– Должно быть, чувство вины мешалось в ней со страхом, – сказал Роланд Мак-Кродден. – Ведь мисс Лавингтон в любой момент могла вспомнить, что произошло в тот день на берегу.

– Да, весьма вероятно, – согласился Пуаро. – И это вызывало у нее ужас. Наконец, через многие годы ее худшие страхи воплотились в жизнь. Во время того обеда, когда Айви сказала о стволах деревьев, Аннабель Тредуэй взглянула в лицо сестры и поняла, что Линор знает правду, открывшуюся ей в тот день на пляже. Мсье Панди так же быстро понял смысл всплывших в памяти Айви воспоминаний – и Аннабель Тредуэй это увидела.

Пуаро повернулся к Айви Лавингтон.

– Вы, мадемуазель, единственная из всех, кто сидел за столом в тот вечер, решили, что только ноги, картофель и мнение матери о ваших формах стали причиной катастрофы. Остальные трое думали совсем о другом.

– Да, я ничего не поняла, – призналась Айви. – Совсем ничего. Тетя Аннабель, тебе следовало рассказать правду, как только я стала достаточно взрослой, чтобы понять. И я бы тебя простила. Я прощаю тебя сейчас. Пожалуйста, не испытывай больше чувства вины – я не смогу вынести твоих мучений. Это пустая трата времени, и ты уже достаточно страдала. Я знаю, ты сожалеешь, и уверена, что ты меня любишь. Только это имеет значение.

– Однако, боюсь, вину твоей тети нельзя так легко изгнать, – сказал ей Пуаро. – Без нее она почувствует себя потерянной. Аннабель Тредуэй перестанет себя понимать. Большинству людей страшно даже думать о таких вещах.

– Ты можешь меня простить, Айви, но Линор не простит никогда, – сказала Аннабель. – И дедуля… он тоже не смог меня простить. Он собирался вычеркнуть мое имя из завещания, оставив нищей.

– И это стало для вас последней каплей, не так ли, мадемуазель? Вот почему вы решили отправиться в Скотленд-Ярд и признаться в убийстве мсье Панди, хотя знали, что невиновны.

Аннабель кивнула.

– Я подумала: «Если дедуля решил так поступить со мной, если моя доброта и преданность за прошедшие годы не имеет значения… ну пусть тогда меня повесят за убийство. Возможно, я ничего другого не заслуживаю». Но, Айви, дорогая, я хочу, чтобы ты знала: в тот день, у реки, я была не в себе. И поняла, что сделала выбор, лишь после того, как привязала Скиттла к столбу. Казалось, я действовала во сне. В кошмаре! А ты продолжала биться в воде, и потом, конечно, я тебя спасла, но… не могла вспомнить, как ни старалась, момент, когда решила не спасать тебя первой. Просто не могла.

– Сколько лет тогда было Скиттлу? – спросила Линор Лавингтон.