Тайна староверского золота - [7]
Известно, что вор к вору нехотя льнет. Кончилась спокойная жизнь для тамошних общин. Чует мое сердце, что погромят и разграбят хутора.
- А что, с первых дней бесчинствовать начали?
- Пока воздерживаются. Наоборот, защитниками староверов себя объявили. Но это до поры до времени. Меня зверь лютый (тигра на тропе встретил) не тронул, а эти решили жизни лишить, уже повели на казнь. Чекистский доглядчик, говорят. Господь выручил - старец Власий вмешался.
- Да, такую банду и в тайге не спрячешь, - заметил Архип. - Рано или поздно власти дознаются, тогда и единоверцам нашим несдобровать. Того и гляди, НКВД все таежные хутора чистить начнет. Посчитают нас пособниками врагов Советов. Сколько расстрелов невинных будет… Разве мало пострадали братья наши после мятежа тридцать второго года? Веру спасли только те, кто в тайге укрылся. - Старики помолчали.
- Я пять хуторов обошел, - продолжил Варнава, - всех предупредил, чтобы дороги чужакам к селеньям не показывали, в разговоры с ними не вступали, им на глаза не попадались.
- Правильно рассудил, отче, - заметил Архип, - своим я то же накажу. А медянским и комаровским ты что насоветовал?
Глубоко вздохнул Варнава:
- Для них одно спасение - исход. Но сам понимаешь, не простое это дело, нелегко бросить обжитое место.
Старики помолчали, переживая за единоверцев.
- Но это еще не все новости, - сказал прихожий богомолец. - Уже по пути к вам у Каргалинских скал набрел я на мертвого человека. Кто такой - не знаю, а крестик на нем наш. Усоп, видать, от болезни какой-то. Как я понимаю, пробирался от тамошних болот и дебрей. Золотишко искал и нашел, да не попользовался сердечный.
Старец вытащил из пестерька завернутый в тряпицу самородок. Удивленный Архип взвесил желтый ком на руке.
- Без малого полфунта будет. Узнают пришельцы о месторождении - нагрянут туда. А вокруг Каргалей - три старообрядческих обители…
- Золото, Архипушка, прибери, на общину пойдет.
- Что ты, что ты, старче! Сохрани себе на старость, - замахал руками хуторской наставник.
- Бери и не сомневайся, - успокоил собеседника Божий ревнитель. - Мне земные богатства копить Господь не позволяет. Вы же круглый год для нас, странников, избу держите. Однако вот какая штука лежала в мешке покойника.
Варнава положил на стол каменную плитку. Архип, надев очки, внимательно рассматривал высеченные знаки.
- Не чжурчженевский ли план какой-то местности? Может, тех же Каргалей?
- И я так думаю, - согласился пришелец, - а знаки эти на земные клады наводят. Спрячь-ка камень до лучших времен. Авось пригодится. Я у вас с недельку поживу, дам ногам отдых, - закончил гость. - А сейчас побреду к Серафиму.
Тот ждал старца, с коим любил побеседовать о Священном писании. На столе красовались яства: пирог с заварной капустой, соленые огурцы и грузди, шанежки, гречневая каша, гороховый кисель. Посреди стоял большой деревянный ковш с квасом. Все постное, поскольку была пятница.
«У этого послушника медовухой не разживешься», - подумал Варнава. Хотел сказать, что путники от постов освобождаются, да махнул рукой. Подошел к старой иконе, ярко освещенной неугасимой лампадой, сотворил молитву.
Просил он Бога защитить Медянки и Комаровку от нашествия лихих людей, готовых на кровь и разбой, упрашивал оберечь от злой беды остальные таежные хутора единоверцев, призывал Вседержителя затмить разум пришельцев, чтоб никогда не узнали те дорогу к богатствам Каргалей, вымаливал милости к терпящим муки в Маньчжурии и пощады к тем, кто до сих пор рвется туда через границу в поисках лучшей жизни, заклинал власти, надеясь, что Господь просветит их, умерить вражду к его свободолюбивому, вечно гонимому племени. Взывал к никонианской церкви, ныне тоже порушенной, снять с двуперстного знамения и других древних догматов несправедливую анафему, разделявшую православных. Цепкая память его продиктовала завет святого Петра:
- Не воздавайте злом за зло… Ибо кто любит жизнь и хочет видеть добрые дни, тот удерживает язык свой от зла и уста свои от лукавых речей… Уклоняйся от зла и делай добро. Ищи мира и стремись к нему.
Деревня Дун-И уютно расставила свои домики совсем рядом с отвесными скалами раскрывавшегося здесь подковообразного перевала. Его верхняя часть заросла непроходимым кустарником. А у отвесной кромки в каменных расщелинах на головокружительной высоте как-то сумели примоститься черные пихтачи с изломанными ветрами верхушками. Дальше виднелись белоствольные березы с множеством грачиных гнезд, пирамидальные тополя вперемежку с молодым осинником, листья которых из-за неиссякающих воздушных течений трепетали днем и ночью. Для жителей деревни зеленая роща была безошибочным предсказателем погоды. По тому, куда склоняются вершины деревьев, как шумит листва, какие нынче повадки у грачей, определяли, быть ли вёдру или ненастью, ждать ли нашествия злого суховея или последних ливневых усилий тайфуна, растратившего свою мощь далеко на морском побережье.
Проезжавшие мимо деревни люди всегда восхищались красотой окружающего пейзажа. Дорога поворачивала круто вправо за светлые от солнца скалы, и путник неожиданно оказывался на главной улице деревушки. Еще метров сто - и он попадал под ряды бумажных фонарей, развешенных над ладными фанзами и построенными на русский лад домиками - верной приметой семейных лавок и маленьких ресторанчиков. На видном месте - белый дом старосты с красивой голубятней.
Такую книгу читатель держит в руках впервые: она о людях совсем еще недавно засекреченной профессии, дальневосточных золотопромышленниках. О нелегком труде, о выпадающих на их долю заботах и скупых радостях. Книга представляет собой таежный детектив, главные герои которого — бывалые старатели — попадают в экстремальные условия и с честью выбираются из них. Автор, в свое время деятель краевого масштаба пишет не понаслышке: он долгое время работал в крупной золотопомышленной артели и хорошо знаком с жизнью приискателей.
Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.