Тайна староверского золота - [11]
Вскоре на улице показался проводник - невысокий жилистый мужчина с внимательным цепким взглядом. Друзья обнялись и вошли в дом. В уютной комнатке, служившей одновременно деревенской конторой, за закрытыми дверями начался важный разговор.
- Получил вот интересное письмо, - сказал Лун Сян. - Пять семей каких-то староверов, не сумевших уехать за море, бедствуют. Просятся к нам в деревню на жительство. Только уж больно большие семьи - по десять-двенадцать детей, не считая стариков и старух. Русских соседей-то уже давно знаем. А это какие? - староста вопросительно взглянул на Шена. - Вроде русские и нерусские. Кто же такие старообрядцы? Ты лучше меня жизнь по ту сторону границы знаешь. Наверное, приходилось и с такими встречаться…
- Конечно, много раз встречался, - начал проводник. - Они тоже русские, только веру с кем-то не поделили (я-то духовных их дел не разумею). Вот и оказались они гонимыми, власти не признают, в колхозы не идут. Они сейчас как для спасения в Китай тянутся: кто поездом еще раньше уехал, кто пешком до сих пор вмесите с семьями через границу переходят, часто погибая и от русских, и от японских пуль. Ищут какое-то место, а где оно - точно никто не знает. Не найдя у нас хорошей жизни, опять на Родину окольными путями добираются. Голод, холод, нищета их захлестнула, да и бывшие беляки донимают, грабят средь бела дня… - Проводник с минуту замолчал, как бы взвешивая, открывать ли профессиональные секреты - На днях двух парней-староверов поведу в дальние лесные селения. Женихи, - он улыбнулся. - Невесты уже ждут с нетерпеньем, весь хутор к свадьбе готовится. Женитьба у них коллективно решается, а против воли не прыгнешь. Семьи крепкие, дружные, - Шен помолчал, взвешивая в уме, что еще рассказать о староверах. - Умелые земледельцы, пчеловоды, почти все охотники, а главное - мастеровые, кто по кузнечному, кто по плотницкому, кто по печному делу… Шорники замечательные, смолокуры… Люди на все руки. Очень цепкие хозяева. Их власть с юга все время оттесняла. А они и на новых местах быстро укоренялись. Считай, вся северная часть приморского побережья ими освоена.
Десятки населенных пунктов основали. Сейчас крепкие села - только в таежной глуби.
Староста с интересом слушал, а проводник продолжал:
- Вроде лесные жители, живут на особицу, в стороне от других, а толк в полезных новшествах знают. Одними из первых занялись одомашниванием пятнистых оленей, племенным скотоводством, диких пчел умеют на пасеках использовать. И вообще народ стоящий, честный, себя строго блюдет: не курит, не пьет, никакого дурмана не потребляет. А главное - работать умеет и свое хозяйство хорошо ведет. Можно брать - не прогадаем, деревне пользу принесут и с нашими поладят.
Лун Сян придвинулся к проводнику с новым вопросом: - А что ты думаешь о Семене, который повадился ходить в нашу деревню и куда-то сманивает нашу молодежь, соблазняя ее большими деньгами.
Проводник встал из-за стола и сердито махнул рукой:
- Фальшивый человек! Врет, что из России приходит. Никогда никто из наших его в приграничье не видел. Скорей всего кружным путем из нашего города является. Как бы не был он японским соглядатаем… Те ведь всякое отребье себе на службу собирают да еще и деньги немалые дают.
Лун Сян нахмурил брови: он-то считал Семена просто заурядным уголовником и любителем легкой жизни. Но вскоре после этого разговора их деревню облетели две вести. здесь появились новоселы - пять многодетных русских семей - Матвеевых, Христолобовых, Лещевых, Вологжаниных и Лукиных, как-то странно называвших себя - «староверы». Вторая новость большого внимания не стоила: заявившегося в Дун-И Семена китайские парни так отмутузили, что тот забыл сюда дорогу.
Староста подошел к окну. Конный отряд русских пограничников следовал по привычному маршруту - крепкие ребята на сытых лошадях. Когда-то и ему пришлось повоевать вместе, наверное, с дедами этих лихих воинов, потому старый Лун знал их надежность и не возражал бы, чтоб маршрут наряда, на радость детворе, проходил в это тяжелое время прямо по деревенской улице. Старик понимал, что это только его желание да жителей Дун-И, и ни с кем не делился мыслями, побаивался властей. Часто говаривал своим деревенским:
- Не нарушайте в черте деревни границу: еще не хватало, чтобы пограничники ко мне с жалобами на вас ходили. Мы здесь живем и с ними каждый день встречаемся, они нас оберегают, больше некому, от нашествия инородцев.
Последний пограничник скрылся за поворотом, а старик все не отходил от окна, вспоминая такое близкое прошлое… Далеко заметная белоснежная черемуха, затаившись в тени больших деревьев у самой кромки холодного горного ключа, отдавала последний аромат цветения. А высоко над перевалом, в отвесных расщелинах над деревней вздымались пирамидальные тополя, и березы шумели трепетной листвой в теплых потоках воздуха. Звонко на всю округу кричали грачи. Грозные, словно в дозоре, стояли вечнозеленые пихтачи с обломанными ветками, готовые встретить любую бурю.
Три бронированные машины со светло-коричневыми и зелеными маскировочными пятнами быстро мчались по ровной, прямой, как стрела, бетонке. По обе стороны шоссе - охранная полоса, обозначенная двумя рядами колючей проволоки. Временами за окном мелькали будки военных постов. Длинные, на несколько сот метров, полосы вдоль дороги залиты водой. Здесь еще совсем недавно были рисовые чеки. Черная переувлажненная земля напоминала о весне. Да и картина за стеклом автомобилей не позволяла забыть о благословенном времени года. Сразу за проволочными заграждениями до самого горизонта простирались ровные поля, на которых китайские крестьяне на неуклюжих волах медленно, как бы жалея землю, по колено в воде подвозили в ящиках ярко-зеленые пучки побегов риса. Женщины в разноцветных головных уборах, двигаясь одна за другой, брали рассаду и, низко нагибаясь, укладывали ее в уже подготовленные ровные черные борозды. А у самой кромки сопки на когда-то раскорчеванных от орешника небольших участках всходила кукуруза. Порыжевшую с осени округу уже начал накрывать еле заметный зеленый фон.
Такую книгу читатель держит в руках впервые: она о людях совсем еще недавно засекреченной профессии, дальневосточных золотопромышленниках. О нелегком труде, о выпадающих на их долю заботах и скупых радостях. Книга представляет собой таежный детектив, главные герои которого — бывалые старатели — попадают в экстремальные условия и с честью выбираются из них. Автор, в свое время деятель краевого масштаба пишет не понаслышке: он долгое время работал в крупной золотопомышленной артели и хорошо знаком с жизнью приискателей.
Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.