Тайна «Силверхилла» - [26]

– Галерея постоянно изменяется соответственно тому, как меняется освещение, – сообщил Джеральд.

– Дедушка Диа мог бы стать художником, если бы захотел, но он предпочел создавать свои картины с помощью света и тени, а также пользуясь зеркалами, окнами и открытыми пространствами. Когда я был ребенком, мне позволяли здесь играть, потому что я был очень осторожен и ни разу ничего не разбил. Мне иногда кажется, что именно это место произвело в моем сознании путаницу относительно того, что существует реально, а что – нет. Пожалуй, я даже стал отдавать предпочтение иллюзии.

В словах Джеральда ощущалось какое-то противоречие, и хотя я не могла испытывать к нему симпатии, я ощущала какое-то внутреннее родство с ним, очень хорошо понимая, как легко бывает предпочесть иллюзию реальности, – как это было соблазнительно легко!

Эта мысль побудила меня быстро оглядеться вокруг и отыскать настоящее окно между многими отраженными, я подошла и остановилась около него, чтобы немного освободиться от тумана. Галерея дедушки оставила у меня удручающее чувство внутреннего смятения. На самом деле я не желала никаких иллюзий. Мне не хотелось походить на Джеральда и отступать перед тем, что ждало меня в реальном мире, какими бы страданиями мне это ни грозило. Галерея с ее волшебным узором, сотканным из света и тени, и лунным сиянием, серебрившим персидские ковры, была непередаваемо прекрасна, но под всей этой красотой, возможно, скрывалось ужасное безобразие. Внезапно я почувствовала непреодолимое желание прикрыть чем-нибудь зеркала и распахнуть все окна.

Я понимала, что необходимо обратиться лицом к внешнему, реальному миру, и сделать это надо было быстро. Может, для того я и приехала сюда, чтобы избавиться от тенеподобных имитаций жизни. Когда я узнаю правду, какой бы она ни была, я смогу уверенно выбирать между реальностью и иллюзией, между отступлением и более смелой пробой своих сил.

Из окна мне был виден частокол изгороди, сверкавшей под луной белым светом, – изгороди, которая ограждала сад со всех сторон от наступавших на него сосен и берез. Здесь по крайней мере березы не могли теснить дом или заглядывать в окна этой галереи. Слева между деревьями было расчищено пространство, открывавшее вид вдаль, – и я увидела, что Диа умел создавать картины, используя окружающий пейзаж и превращая естественные виды в часть дома. Там, на этом расчищенном пространстве, видна была гора Абенаки, вонзавшая свою черную скалистую громадину в бледное от лунного света небо, – Гора, на фоне которой прошло детство моей матери. Она-то по крайней мере была чем-то твердым и неподатливым, и в то же время, глядя на нее, я испытывала воодушевление, словно мне было обещано избавление от давней боли.

Джеральд позади меня повернул выключатель, и длинная галерея, залитая янтарным светом, сразу ожила. В одно мгновение таинственная заоконная даль превратилась всего лишь в обшитую темными панелями стену, прорезанную настоящими окнами. Зеркала теперь отражали "туда и обратно", повторяя друг друга, внутренность комнаты, так что создавалось впечатление, что стоишь в громадном зале, чьи горки и столы, хрустальные вазы и нефритовые украшения, фарфор, медь и слоновая кость без конца повторялись, так же как без конца повторялись фигуры Джеральда и моя. Здесь, по всей вероятности, были собраны наиболее драгоценные предметы, когда-либо приобретенные дедушкой Диа. В то же время эта комната представляла собой также коридор с дверями справа и слева, ведущими в жилые покои моей бабушки и кузена. Какой богатый, какой пышный коридор!

Оглядываясь вокруг, я вспомнила, как Крис сказал мне на кладбище, что здесь, в галерее Силверхилла, скоро состоится свадьба, и я еще раз попробовала найти ответ на эту загадку.

– Сын доктора Мартина говорил, что бабушка Джулия собирается провести здесь, в этой комнате, церемонию… свадебную церемонию. Но когда я спросила Кейт, она видимо расстроилась и сказала, что никакой свадьбы не будет.

Джеральд резко повернулся и подошел к стоявшему у задней стены застекленному стенду. Когда он заговорил, он стоял ко мне спиной, и я не могла видеть его лица.

– Кейт правильно говорит, – произнес он тихо. – На этот раз бабушка, как говорится, откусила гораздо больше, чем в состоянии проглотить.

– Но почему все держат это в такой тайне? Кто женится?

– Никакой тайны тут нет. Она пытается женить меня. – Он резко обернулся ко мне лицом; в глазах его сверкал вызов. – Как вам это нравится, кузина? Наша милейшая бабушка так мечтает о потомках – о наследниках! – что готова силой заставить меня жениться. Человека с такой рукой…

Я собственными нервами почувствовала самобичевание, прозвучавшее в его словах.

– Не надо! – сказала я. – Я знаю, что вы чувствуете, но это бессмысленно. Нет никаких причин, почему бы вам не жениться.

Он рассмеялся неприятным смехом.

– Благодарю вас, кузина, но мне не нужна ни от одной женщины отвратительная смесь сочувствия и омерзения.

Говорить больше было не о чем. Я прекрасно его понимала.

Мое молчание несколько смягчило его.

– Пожалуй, мы с вами оба унаследовали острый язычок нашей бабушки. Подите сюда, Малинда. Вот то, что я хотел вам показать.