Тайна Шампольона - [4]

* * *

Я все время пишу «мы», «наш»… Пора объяснить происхождение этого множественного числа. col1_2, которые фигурируют на этих страницах, соответствуют первым буквам имен трех людей, связанных с этим делом. С. — это Морган де Спаг, Ф. — Орфей Форжюри, Л. — это я, Фарос — Ж. Ле Жансем, последний человек в этой истории, чья главная миссия — рассказать обо всем. Три буквы С. Ф. Л. не образовывают одного имени, это имена троих. Спаг, Форжюри и Ле Жансем, трое ученых XIX столетия; и три друга — это последнее слово, уверяю вас, не было для нас ни лишним, ни пустым.

Прежде чем приступить к многолетней работе над «Описанием Египта»,[5] мы трое ездили в экспедицию на Восток, который мало-помалу навел нас на мысль, что там мы, возможно, отыщем наш Грааль. Мы жаждали разгадать тайны фараонов, и эта страсть создала между нами наипрочнейший из сплавов. Очень быстро Морган де Спаг, Орфей Форжюри и Фарос-Ж. Ле Жансем образовали одно целое, единое до последнего их вздоха.

Морган умер первым. Потом скончался Орфей. Я — последний из троих; ныне пришел мой черед.

Когда мы — скоро, очень скоро — вновь встретимся в мире ином, я уверен, первым чудом станет возрождение нашей дружбы, рожденной на берегах Нила в обществе Бонапарта, шедшего по следам Александра Великого, этого прославленного историей завоевателя.

Наш поход на Восток, какое воспоминание!.. Но этот Восток скрывал в себе нечто иное, более значительное, о чем мы не могли знать заранее: безумная мечта, волшебная мечта Бонапарта о фараонах…

Когда наконец мы поняли его честолюбивое намерение, нам открылась вся безграничность идеи расшифровки иероглифов. Таким образом, данная рукопись предлагает вдумчивому читателю то, что открылось нам, едва начались наши поиски.

Но продолжать — значит обеднить повествования Моргана де Спага и Орфея Форжюри. И потому я уступаю им место.

Я — Фарос-Ж. Ле Жансем, и вы еще встретитесь со мной, когда придет мой черед поведать о моем участии в этом приключении, кое началось в 1798 году и о необычайной и прекрасной сути коего за прошедшие двести лет так никто и не заподозрил.

Но, по правде говоря, кто мог разгадать тайну Шампольона?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СУЛТАН ЭЛЬ-КЕБИР Рассказ, написанный Морганом ле Спагом (1797–1799)

ГЛАВА 2 СТРАННАЯ ИСТОРИЯ…

Странная история связана с расшифровкой языка фараонов. Я, Морган де Спаг, математик, коему Наполеон даровал титул графа де Ретеля, и задача моя — описать начало сей истории. Пришло время выполнить эту задачу.

1 июня 1818 года в Париже стоит хорошая погода. Воздух прозрачен и сух, и некая дымка, застилавшая мне взгляд, рассеялась. Я даже чувствую, что готов писать. Давайте уточним: мне семьдесят три года, и это очень удивляет моего друга Фароса-Ж-Ле Жансема. В то время, о коем пойдет речь, ему было всего лишь сорок три, и то обстоятельство, что он столько прожил, казалось ему престранным. Дело не в том, что он желает моей смерти (я уверен, он будет меня оплакивать), но он полагает свою кончину само собой разумеющимся фактом; как будто она должна прийти к нему через час… и раньше, чем ко мне. Фарос всегда был убежден, что он не успеет состариться.

Он любил повторять, что он слабый и больной. Но это мнимый больной: когда я вижу, как он носится по улицам Парижа на десять шагов впереди меня, я завидую этому худому человечку с восковой кожей. Он еще похоронит нас всех. Того же Орфея Форжюри, который чувствует себя прекрасно, хотя и старше Фароса на несколько лет. Подозреваю, наш юный Фарос страдает от единственной болезни: страха подхватить какой-нибудь недуг… В остальном же он — один из самых живых умов, что мне суждено было когда-либо встречать. Нижеследующая история — лишнее тому подтверждение.

* * *

Пора уже начинать историю. Это не терпит отлагательств — силы оставляют меня. Однако дело не только в возрасте: я смертельно устал от того, что творится вокруг моего имени и чему причиной моя верность Наполеону. После его падения репутация моя рухнула, и вот уже три года жизнь представляет собой подлинную Голгофу. Меня исключили из Института, критикуют мои работы, оспаривают мое преподавание математики в Политехнической школе.

Обвинения, коим я подвергаюсь, истощают тело больше, чем ужасный зимний грипп, поразивший мои легкие. Я кашляю и задыхаюсь. Ночью меня рвало кровью. «С утра мне полегчало, — сказал я своей супруге Гортензии де Спаг. — Все плохое пройдет». Она сделала вид, будто поверила, эта верная женщина, которая всегда соглашалась с тем, что я решил. Затем она помогла мне добраться до моего рабочего кабинета, где я сейчас и нахожусь.

Колокол в районе парка Монсо только что пробил трижды. Будем соблюдать предписания. Никаких посетителей.

Полный покой.

История эта началась в 1798 году, когда было принято решение об экспедиции в Египет.[6] Век Просвещения заканчивался, гражданин Республики верил в языческое чудо разума: прогресс осветит торговлю между народами, наука разрешит тайны, коими извечно питались деспотизм и мракобесие Старого Режима. Мы готовы были содействовать рождению мира, где будет господствовать знание. Молния, пар, гравитация — все это будет объяснено не просто молитвами и магией. Не понадобится больше колдовства, чтобы пересечь океан: буссоль, компас и карты проведут нас лучше, чем бог Нептун. Отныне человек станет жить в мире, предназначение коего в том, чтобы бороться со всем этим гнетом. Догмы разрушатся, и зарождающиеся сомнения покажутся отраднее, чем жизнь наших предков, проведенная в тени Короля-Солнца. Завоевания разума — на сей раз все будет ради них. Потребуется тяжкий труд, честный труд во имя человека образованного и свободного, и эти слова придадут мужества наименее отважным — даже мне, которому стукнуло уже пятьдесят два года, когда 19 мая 1798 года я ступил на палубу «Отважного».