Тайна семейного архива - [84]

Манька сунула бумажку за вырез коричневого поношенного платья, неприлично распираемого молодой грудью, и сделала шаг навстречу Маргерит, чтобы троекратно поцеловать ее по-русски на прощание. Та незаметно, но твердо отклонилась.

– Еще раз благодарю за помощь. Будь счастлива, Мария. – И, даже не протянув на прощание руки, аккуратно закрыла за собой дверь в гостиную.

На улице Маньку ждал последний сюрприз: под окнами стоял откормленный першерон, запряженный в прочную телегу, а на телеге, жестами показывая Маньке, чтобы она никак его не выдала, восседал торжествующий Улька.

– Здорово я придумал, да? – гордый своим успехом, зашептал он, едва они отъехали от Хайгетштрассе и золотая кружка вывески навсегда скрылась от Маньки в зеленом полумраке. – Я еще вчера договорился у ратуши, как раз уложился в те деньги, что папа мне подарил на Рождество! А то как бы ты тащила все это!

Теплые слезы упали на рукав потертой Улькиной курточки, колеса гулко загремели по полупустым улицам, и они, обнявшись, уселись на старых чемоданах.

– Смотри-ка! – воскликнул вдруг мальчик. – Это же папин ремень! Я помню, мы его вместе покупали, когда три года назад в первый раз ездили на море в Фекамп.[37]

Вместо ответа Манька только крепче прижала к себе кудрявую голову.

– Улька ты, Улька, – она прикусила губы, чтобы не расплакаться окончательно. – У тебя такой замечательный папа. Ты… ты помогай ему, если… когда он вернется, ладно? Ты обещай мне.

Глядя на некрасиво опухшее от слез, покрасневшее лицо своей няньки, мальчик тихо и торжественно произнес:

– Он вернется. И я обещаю.

Через десять минут Манька зашла за оцепление круглолицых и смеющихся русских солдат, и для нее началась другая, совершенно другая жизнь.

* * *

За беспрерывно стекающими каплями дождя Кристель почти не видела, где она едет, и потому ощущала себя запертой в душной клетке вагона. Хотелось вырваться, побежать обратно к Сергею, забрать эти проклятые побрякушки, казавшиеся такими прелестными еще вчера, когда он снимал их в серебристом ванном пару с ее безвольных рук. Но трамвай, опасно раскачиваясь на рельсах и звеня перекатывающимися по салону пустыми бутылками из-под пива, несся вперед, увозя ее все дальше и дальше через Неву.

Разбудив Сандру, Кристель тут же рассказала ей о случившемся, в слабой надежде, что на самом деле ничего страшного не произошло и что на все это не стоит даже обращать внимания. Сандра нахмурилась и сразу схватилась за телефон. Было около семи утра, но номер Сергея неизменно отвечал короткими гудками.

– Ничего хорошего, – резюмировала Сандра. – Я думаю, телефон просто отключили. Ленка устала от его лжи и не преминет воспользоваться предлогом, чтобы наконец расставить все точки над «i».

В ответ Кристель неожиданно широко и радостно улыбнулась, словно с ее плеч сняли невыносимо давивший груз.

– Ты что? – удивилась Сандра, неутомимо крутя диск.

– Я очень рада, – не переставая улыбаться, ответила Кристель. – Теперь все станет просто и ясно, теперь не надо будет лгать и скрываться, и Сережа сможет решить раз и навсегда.

Опьяненная неожиданным разрешением, она не видела, с каким сожалением и болью поглядела на нее Сандра.

– И все же, мне кажется, что тебе предстоит еще много неприятных минут, – отворачиваясь, осторожно заметила она. – Елена человек железный.

– Но теперь я могу открыто смотреть ей в лицо!

– Боюсь, ваш немецкий идеализм играет с тобой дурную шутку, – еще тише пробормотала Сандра и решительно отослала Кристель спать. – Иди, теперь все равно ничего не изменишь.

Кристель мгновенно заснула в предвкушении счастливой свободы.

Она даже не могла себе представить, в какой ад выльется для нее эта уверенность, не знала, что Сандра, схватив такси, тут же помчится к Сергею, а ее встретит запертая дверь при светящихся окнах.

На следующий день в трубке раздался невозмутимый голос Елены, она приглашала Кристель заехать к ним как можно скорее, ибо документы на Олюшку готовы.

– Я поеду с тобой! – рванулась Сандра.

– Нет. Теперь я справлюсь одна. Вернее, теперь мы будем вдвоем.

– Как хочешь. Только… – и она бросила на Кристель такой грустный и всепонимающий взгляд, что той на мгновение показалось, будто пред нею разверзлась бездна.

Дверь открыла Елена.

– Проходите, сейчас мы все обсудим, я только посмотрю, не проснулась ли девочка.

В квартире было сильно накурено, свет слабо проникал в темный холл из кухни. Там, за столом с начатой бутылкой водки, обхватив голову руками и раскачиваясь на двух ножках деревянного стула, сидел Сергей. Он резко повернул голову, как только Кристель вошла, и в глазах его были растерянность и боль, так не вязавшиеся с ее радостью.

– Сережа!!! – Она шагнула к нему и, присев на корточки, положила руки на рваные джинсы, из-под которых ее ладонь тронули колючие черные волоски. – Теперь мы вместе, навсегда, да?

Но Сергей хмуро отстранил ее руки и жестом указал на стул напротив.

– Чему ты радуешься? – тихо и равнодушно, глядя в черное незанавешенное окно, спросил он.

– Как чему? Теперь все открылось, и мы можем…

– Я ни в чем ей не признался, – еще тише произнес он, опуская лицо, чтобы она не увидела краску мучительного мужского стыда. – Зачем?