Тайна пропавшего ученика - [49]

Но когда сообщили о болезни преподавателя по поведению, повседневность очень быстро закончилась.

– Я же только что видела его в столовой, – сказала Флинн, повернувшись к Пегс. – Этот Берт Вильмау выглядел здоровым как бык.

Темнокожий пятиклассник, который принёс первоклассникам эту новость, посмеиваясь, вышел из вагона.

– Подождём, – сказала Пегс, которая тоже не смогла удержаться от смеха. – Вильмау минимум три раза в неделю утверждает, что болен. По-моему, он слегка того. Наверняка Даниэль сейчас уговаривает его всё-таки пойти поучить нас.

Время занятия шло. Флинн, оглядевшись в вагоне, взглянула в окно. Стены в помещении были сплошь завешаны какими-то старинными наглядными пособиями, и средиземноморский пейзаж за окном показался Флинн намного увлекательнее. В бухтах к тёмно-синим озёрам жались деревеньки, а над ними в серое осеннее небо ввинчивались виноградники. Но даже у окон висели старые плакаты, мерцая в тусклом осеннем свете, отчего казалось, будто рисунки на них двигались.

Флинн, моргнув, ещё раз присмотрелась к наглядным пособиям. И действительно – значки на них двигались! Там были руки, беспрерывно представляющие язык жестов, наброски, показывающие, как носят сари и завязывают галстук-бабочку. А ещё – изображения рук в самых разнообразных приветствиях. Флинн заворожённо подняла взгляд к потолку. По светлому дереву в ритме вальса, демонстрируя нужные па, кружились следы ног.

– Думаю, это ужасно интересный предмет, – призналась Флинн.

Когда железную дверь в начале вагона с усилием открыли, Гарабина у неё за спиной вытянулась в струнку.

В вагон залетел прохладный ветер, отчего все выцветшие картинки зашелестели, как отстающая от дерева старая кора.

Берт Вильмау, учитель поведения, был таким худым и жилистым, что при его появлении создалось впечатление, будто внутрь его случайно задуло встречным ветром. Его продолговатое лицо покраснело от нервного напряжения. Железная дверь за Вильмау захлопнулась, и он вздрогнул, словно заключённый, которого заперли в камере.

Пегс рядом с Флинн тихонько хихикнула.

– Ты в таком восторге, потому что картинки полны магии, – объяснила она. – Но про Мяучело этого, к сожалению, не скажешь.

Флинн тут же догадалась, почему Пегс так называет учителя. Берт Вильмау носил слишком узкий джемпер домашней вязки с двумя вышитыми тигрятами, что придавало ему дурацкий вид какого-то мультяшного персонажа.

В вагоне стало тихо. Все ждали, что Вильмау начнёт урок.

– Где Йоунс-Касим? – спросил учитель и повернулся на сто восемьдесят градусов, словно боялся, что Касим внезапно вынырнет у него из-за спины и напугает его.

– Он ещё спит, – подняла руку Пегс.

– Он опять проспал?! – Вильмау казался возмущённым. Он стал копаться в ящике учительского стола, а в это время железная дверь в начале вагона снова открылась, и вошёл Касим.

– Доброе утро, – громко сказал он, проходя на своё место мимо Вильмау.

Коротко вскрикнув, Вильмау вздрогнул и взвился с места.

– Йоунс-Касим! – рявкнул он, высоко подняв свёрнутый в трубочку лист бумаги. – Вам известно, что вы перейдёте в следующий класс, только если в декабре сможете предъявить не больше десяти штрафных палочек!

Флинн в замешательстве переводила взгляд с Вильмау на Касима. Что ещё за штрафные палочки? А самое главное: почему Касим вошёл в вагон со стороны паровоза, а не от спальных вагонов? Не может же быть, что он завтракал, а ни она, ни Пегс его в столовой не заметили!

Похоже, Пегс это тоже удивило.

– Откуда же он пришёл? – наморщив лоб, тихонько прошипела она. – Спальни ведь за нашим вагоном, а не впереди.

– Тише! – Вильмау откашлялся. Быстрым движением он развернул лист бумаги, который держал в руке. Лист был таким длинным, что продолжил разворачиваться и достигнув пола, покачиваясь в такт движению поезда.

– Это список палочек, который ведёт Мяучело, – прошептала Пегс, когда Флинн бросила взгляд на бесчисленные чернильные штрихи, рядами выстроившиеся вдоль прохода на бесконечном бумажном свитке. Эти значки единственные в вагоне не двигались магическим образом.

– Боюсь, Касим столько палочек насобирал, что до конца жизни будет сидеть в первом классе, – определила она.

Флинн быстро сообразила, что список палочек – это попытка Вильмау наказывать за нарушение правил. Если ученик опаздывал (Касим), или во время занятия отпрашивался в туалет (Касим), или ещё каким-нибудь образом нарушал ход занятия (Касим), Вильмау психовал, лицо у него покрывалось красными волдырями, и он ставил в своём списке очередной штрих. О нормальных занятиях в таких условиях и думать было нечего.

И всё же Флинн с интересом узнала, что предмет поведение состоял из двух разделов: «Культура» и «Общество». В разделе «Культура» Вильмау до самой перемены рассказывал, как одеваться и вести себя в разных странах, чтобы не нарываться на неприятности. А говоря об обществе, он использовал наглядные пособия и показывал, как себя вести, если нужно произнести речь или если тебя пригласили на обед из пяти блюд. Флинн стоило большого труда запомнить, в каком порядке нужно использовать столовые приборы. Она срисовала в свой блокнот картинки, о которых говорил Вильмау, хотя не сомневалась, что в Брошенпустеле ей никогда не понадобится знать, как выглядит нож для рыбы.