Тайна Оболенского университета - [66]

Он не ответил, а потом вдруг схватил меня за плечи, притянув к себе и стал целовать. Жадно. Грубо. Неистово. Мои пальцы зарылись в его жесткие волосы, а его рука скользнула под мой свитер, пробралась под белье и до боли сжала грудь. Он не церемонился, был напорист, нагл и груб. Но это был Дима, а значит, все остальное неважно. Мой свитер полетел на пол, а следом за ним Димина толстовка. Никогда еще я не испытывала подобного желания. Поцелуями возлюбленный спустился от губ до груди и, рывком стянув с меня лифчик, прикусил набухший от возбуждения сосок.

Пусть завтра для меня все кончится. У меня есть сегодня.

22. Отдаться страсти

Жар, страсть, безумие… Слова кончились, остались только наши полуобнаженные, влажные от пота тела, скользящие друг о друга. Дима, не стесняясь, оставлял засосы на моей шее, а я царапала его спину. Хотелось большего. Неимоверно хотелось большего. И пусть будет больно. Пусть Дима станет моим первым мужчиной, но дальше этой ночи у нас ничего не зайдет…

Он расстегнул молнию на моих джинсах и стал нетерпеливо их стягивать, но тут на весь домик заиграла мелодия моего мобильного. Дима замер и посмотрел на меня. К черту! Не буду отвечать. Я приподняла ягодицы, намекая, чтобы он продолжил, и Смирнов снял джинсы. Пришла моя очередь. Руки сами потянулись к пряжке ремня… Мобильный продолжал звенеть. Раздражает. Плевать.

Я расстегнула ремень, а следом ширинку. Дима не дал продолжить, снова утянув в умопомрачительный поцелуй. Мобильный разрывался чертовой трелью.

Моя рука скользнула в его боксеры, и мужчина шумно выдохнул мне в губы. Я чувствовала его возбуждение и сама поддавалась безумию. По телу прошелся холодок от осознания того, что меня ждет. Все же представляла это несколько иначе. Никогда раньше не видела обнаженного возбужденного мужчину. Только на картинках, только на экране. Чертов телефон звонил уже в пятый раз.

– Ответь. Время позднее. Не просто так тебе звонят, – с трудом отрываясь от меня, прошептал Смирнов. И он был прав. Разум тут же вернулся. Я потянулась за телефоном и увидела, что вызов от отца. – Кто звонит?

– Папа. Странно. В такой час…

Стало не по себе. Просто так отец не стал бы мне звонить посреди ночи. Что-то случилось. Возбуждение как рукой сняло. Я стащила с дивана плед и укуталась в него. Несмотря на то, что произошло между нами с Димой, почему-то стало стыдно.

– Алло. Папа?

– Милая, почему не отвечаешь? – необычно взволнованный голос отца заставил нахмуриться.

– Пап… я… спала, а телефон был далеко. На вибрации, – бессовестно соврала я.

– Как твои дела? Все нормально? – даже не извинился, что разбудил. Не к добру.

– Да, все хорошо. Мы выбрали новую ткань, подкорректировали эскиз. Буду самой красивой на зимнем балу. А ты чего звонишь в такое время?

– Просто хотел узнать, как твои дела?

– В такой час?!

– Ты сама не позвонила… Я заработался, забыл про время, а потом увидел, что нет от тебя звонков, и решил набрать сам.

– Все хорошо. Я вернусь завтра и сразу зайду к тебе.

– Буду ждать, милая! Только позвони, как поедешь в Оболенку.

– Ладно, папочка, спокойной ночи!

Я положила мобильный на журнальный столик и посмотрела на хмурого Диму. Он уже успел одеться и теперь сверлил меня недовольным взглядом. Что на этот раз?

– Про какое платье ты говорила? – вопросил он так, словно это был допрос.

– Папа думает, что я поехала в Москву, потому что возникли проблемы с нарядом на зимний бал, – ответила я, подходя ко все еще желанному мужчине.

– Ланская, скажи честно, ты хоть день можешь прожить без вранья? – скривившись, как от лимона, поинтересовался Смирнов.

– Но я не могла сказать папе…

– Я не только про отца. Я все прекрасно понял, Лера, и у тебя ничего не выйдет, – он пошел обратно к дивану, больно толкнув меня плечом, словно я – пустое место.

– О чем ты?

– О чем я? Да обо всем этом, – он указал рукой на диван, где валялась моя смятая одежда. – Думала меня соблазнить, чтобы я пожалел вас с папочкой?

– Что такое ты говоришь? – обида комом встала в горле, а на глаза навернулись слезы. Не хотелось показывать ему свою слабость, и я отвернулась. Как он мог так обо мне подумать? Как?

– Лера, ложись спать. Я в душ.

Он ушел, хлопнув дверью, а я, уставившись в голую стену, молча роняла на пол слезы. Самый настоящий Индюк! Не мужчина!

Когда Смирнов вернулся, я сделала вид, что сплю, свернувшись калачиком на раскладушке. Выходило неважно, меня выдавал заложенный нос и плохо сдерживаемые всхлипы. Но Смирнов то ли не придал этому значения, то ли действительно не заметил, что я плачу. Он устроился на голом диване, который устало скрипнул кожзамом, продавившись под мужчиной, и затих. Может быть, уснул. Как заснула сама, я даже не заметила.

Сквозь неглубокую дрему до меня донесся слабый кофейный аромат. Где-то на задворках маячило сознание, но просыпаться совсем не хотелось. Тем временем легкий аромат кофе превратился в насыщенный, и горячий влажный воздух резко ударил в нос. Поморщившись, я открыла глаза и увидела рядом с раскладушкой сидящего на полу Диму, старательно подсовывающего мне под нос кружку с кофе.

– Доброе утро, – как ни в чем не бывало заявил Смирнов, – держи кофе.