Тайна Оболенского университета - [159]

– А что ты делаешь с картой? Зачем просил зайти? Что важное хотел сказать?

– Ланская, сколько сразу вопросов, – вздохнул Дима. – Есть несколько новостей. Лариска получила заключение о смерти Кубрика. Часть информации засекречена, а из того, что есть, можно сделать вывод, что у режиссера случился сердечный приступ.

– Значит, мы ошиблись? Его не убили?

– Не совсем так. Есть один яд, который производят на юге Африки. Воины смачивали им наконечники орудий и убивали врагов, нанося им простые ранения. Попадая в организм человека, яд посылает на сердце такую нагрузку, с которой оно не справляется. Жертва умирает от сердечного приступа.

– А как же вскрытие?

– В том-то все и дело! Спустя некоторое время структура яда разрушается. Его невозможно найти, если делать вскрытие позже получаса после смерти.

– Кубрик, мой папа, Сергей Петрович… Их могли отравить этим ядом?

– Да.

– Но ведь его не купишь просто так, в аптеке, например…

– Нет, и Лариса этим занимается. Лер, это важная зацепка.

– Да, но ведь ты звал меня не только за этим? Карта подземелья, твой вид… Майор Смирнов, что ты задумал?

– Навестить одного старого друга, – подмигнул мне Дима.

– Кого? – нахмурилась я.

– Захар Нилов уехал в Петербург до завтра. Предлагаю через подземелье забраться к нему в дом и обыскать.

– Сейчас?!

– Нет. Сейчас ты пойдешь домой, сделаешь уроки или что там тебе надо по учебе, а в половине первого я зайду за тобой. Завтра будний день, так что вряд ли наши сектанты устроят оргию. Лер, но если ты боишься, то я пойму.

– И не мечтай, майор Смирнов. Мы пойдем вместе!

52. Риск и ревность

Человек, проникшийся экстримом, никогда не откажется от этого ощущения. Например, у сноубордиста без очередного спуска начинается самая настоящая ломка. Зато, оказавшись на склоне, от предвкушения свободы полета с горы сносит крышу. Так было и у меня перед походом к Нилову через подземелье. Я настолько полюбила наши опасные игры, что больше не боялась очередной вылазки, а, напротив, с трепетом ее ждала.

Мы выдвинулись в путь поздней ночью, как и договорились. Помня о промозглости подземного города, я специально надела теплые вещи и даже шапку, заодно спрятав под нее свои волосы. В этот раз Оболенское подземелье казалось еще более зловещим. Теперь мы убедились, что здесь веками творилось черт знает что. Кто знает, сколько крови, смертей и разврата повидали эти стены… Дима крепко держал меня за руку, и это придавало твердости моим шагам.

С помощью карты мы продвигались к дому Захара, но на нашем пути возникло непредвиденное препятствие. Одна из дверей, шедших вдоль стены, распахнулась. Мы не успели подойти близко, поэтому смогли незаметно юркнуть за угол, откуда стали наблюдать. Оттуда вышло трое людей в белых халатах. В одном из них я узнала доктора Шеллара, лица других были скрыты медицинскими масками. Они везли обычную больничную каталку, на которой лежал человек.

– Он мертв? – с ужасом прошептала я.

– Не знаю, давай попробуем подобраться поближе, – ответил Смирнов.

Как только троица скрылась в конце коридора, мы последовали за ними. Спрятавшись за очередным выступом, я смогла разглядеть, кого везли на каталке. Это была Юлия Владимировна Мурашова, супруга нашего повара. Судя по ее румянцу, женщина была жива, но пребывала без сознания. Люди в халатах двинулись дальше и скрылись за дверью, где, как мы выяснили ранее, располагалась лаборатория. Неужели они собирались что-то делать с бедной женщиной? Но что?!

– Что все это значит? Что они сделали с Юлией? – не выдержала я.

– Не знаю, Лер, и сейчас у нас нет возможности выяснить, – вздохнул Дима.

– А если они собираются сотворить что-то страшное? Мы должны как-то ей помочь!

– Как? Нам нельзя себя выдать! На кону наши жизни. Идем обратно, – Смирнов потащил меня назад, но мы снова услышали чьи-то шаги. – У них сегодня явно рабочее настроение.

Мы снова спрятались в ближайший проем. Дима практически вжал меня в стену, так я чувствовала себя в безопасности, но за ним ничего не видела, хотя отчетливо различала доносившиеся до нас голоса.

– Миша сейчас занимается с Мурашовой. На этот раз все должно получиться, – сказала Евгения Селезнева.

– Шеллар и прошлый раз обещал, а что вышло? Ни-че-го! – недовольно ответил ректор.

– Иван Викторович, ну что вы? У всех бывают осечки. Не нужно так на Мишу.

– Женя, прекрати его выгораживать. Думаешь, я не в курсе, что вы шашни крутите? Смотри, дойдет до Верховного…

– Дойдет, ну и что? Какая ему разница, с кем я сплю? К тому же, я по его вине не дееспособна, – резко ответила преподавательница.

– Смотри, Женечка, за длинный язычок и поплатиться не долго. Я тебя не выдам, но другим плевать на твое положение. А в том, что ты недееспособна, виновата сама. Ты же в первых рядах пошла на операцию.

– Хм… Это он меня убедил. Ставил в пример Наталью Ланскую, а я была слишком молода и амбициозна.

Услышав имя моей матери, я чуть не вскрикнула. Каким примером она была для этих людей? Про какую операцию говорила Селезнева? Дима положил ладонь мне на рот, чувствуя, как я напряглась, и одновременно с этим поцеловал в макушку.

– Женя, перестань! Ты прекрасно работаешь, поэтому у тебя такое положение, чего не скажешь о Михаиле Романовиче! С Ланским как грубо сработал?