Тайна невидимого убийцы - [13]

Я не ошибся. За ванной следовала большая комната, окна которой, видимо, выходили на парадную сторону замка. Они были закрыты ставнями, и комната была погружена в темноту. это само по себе было неприятно, но больше всего меня удивил запах. Здесь пахло плесенью и затхлостью. Мебели почти не было; я заметил лишь смутные очертания кровати и пары кресел. Позднее, когда мои глаза немного привыкли к темноте, я разглядел еще комод и шкаф с зеркалом. Но никаких следов пребывания человека! Ничего! Как в могиле. Я заставил себя собраться с духом и снова двинуться вперед. И внезапно остановился.

Угадай, что я увидел на полу!

Это был нарисованный мелом силуэт человека… Знаешь, как делает полиция, когда находит труп?.. Сначала я чуть было не наступил на него. Я был так потрясен, что лишь спустя какое-то время понял: эти комнаты, очевидно, занимал когда-то дед Рауля Шальмона. Здесь его и убили… Вот на этом самом месте на полу, около моих ног… Белый контур, немного стершийся от времени, был зримым свидетельством преступления. Очертания головы почти исчезли, но положение тела просматривалось хорошо: левая нога была согнута… Не снится ли мне все это? Я стоял, не в силах сдвинуться с места, и, знаешь, у меня возникло какое-то странное чувство… Я очень медленно, с трудом, осознавал значение увиденного. Итак, сын покойного, несчастный Ролан, создатель оловянных солдатиков, был на самом деле так привязан к отцу и так потрясен его гибелью, что решил вычеркнуть из жизни комнаты, где тот жил и умер. Это было проклятое место, куда на протяжении долгих лет не заглядывала ни одна живая душа. Только Симон, может быть, заходил иногда вытереть пыль… И, главное, эта комната не изменилась с того дня, когда в ней было совершено убийство!

Но ты ведь знаешь меня. Пока часть моего мозга искала наиболее реальное объяснение, другая в это время рассуждала примерно так: «Пока этот контур остается здесь, на ковре, дух покойного присутствует в замке. Однажды ночью он восстанет и отправится на поиски своего убийцы. А сейчас старый Шальмон смотрит на меня, растворившись в рисунке ковра…»

Я сделал шаг назад, потом второй. Я отступал, не сводя глаз с белого силуэта, казавшегося мне страшнее гремучей змеи. Я весь дрожал, на лбу у меня выступил пот. Мне казалось, что я только что избежал смертельной опасности. Звуки фисгармонии сопровождали мое бегство; они становились все тише, все жалобнее, словно сами стены, рыдая, молили меня не уходить. В голову мне лезли всякие истории о неотомщенных душах, которые тоскуют и мучаются до тех пор, пока не свершится правосудие.

Теперь я уже в безопасности и немного пришел в себя, но белый силуэт все стоит у меня перед глазами. Рассказать обо всем отцу я, конечно, не могу: он тут же отправит меня обратно в Париж.

Я выскочил в парк, и солнечный свет ослепил меня, словно совенка, выпавшего из гнезда. В тени сосен лежал в шезлонге кузен Дюрбан. Заложив руку за голову, он курил сигару.

— Ну как, мсье Робьон, — приветливо окликнул он меня, — нравится вам здесь? Не правда ли, привлекательное местечко?

Я подошел к нему и безо всякого стеснения уселся рядом, прямо на землю.

— Я разговаривал недавно с Альфредом Нуреем, — сказал я. — Вы, наверное, догадываетесь, о чем.

— Да, представляю, — протянул он, пожевывая сигару. — Здесь все вбили себе в голову, что смерть моего дяди необъяснима. Это просто смешно. Наверняка его убил какой-нибудь бродяга. И ваш отец вынужден будет согласиться с выводами полиции, я в этом уверен.

Я только что пересчитал исписанные мною страницы. Я тебе пишу так много, что это уже не письмо, а целая повесть или даже роман. Я даже название придумал: «Убийца не оставляет следов». Ну, как тебе? Признайся, если бы ты увидел такую книжку в витрине, то тут же бросился бы ее покупать! Как видишь, я еще шучу, хотя мне совсем не до шуток. Честно говоря, мне ужасно не по себе. Я пережил несколько душевных потрясений, этот замок сделал меня беспокойным, подозрительным… Мне даже хочется вернуться домой, как будто здесь мне что-то угрожает. Я знаю, что ты мне на это возразишь, и заранее со всем согласен. Я замолкаю и возвращаюсь к рассказу о кузене Дюрбане.

Итак, мы беседовали в тени огромной приморской сосны. Не буду передавать тебе все содержание нашего разговора; расскажу лишь, почему мне вдруг пришло в голову такое название для моего романа.

Представь себе сцену: мсье Дюрбан, развалившийся в шезлонге, на спинке которого висит его куртка, говорящий сквозь зубы, чтобы ненароком не сломать сигару, и я, пристроившийся у его ног, неподвижный, как египетский писарь, старающийся не пропустить ни единого слова из того, что произносит мой собеседник. Согласно его версии, эта история началась задолго до трагической развязки в замке. В один прекрасный день Ролан Шальмон позвонил Дюрбану по телефону и назначил ему встречу в кафе. Кузен, заинтригованный неожиданным приглашением, согласился, и каково же было его удивление, когда он увидел не только самого Ролана, но и его сына — Рауля Шальмона. Ролан был явно чем-то раздосадован.

— Похоже, — сказал он, — отец хочет сообщить мне нечто важное. Не могли бы вы оба поехать со мной в Бюжей?