Тайна, не скрытая никем - [89]

Но отец Юни все равно позвонил, и трубку взял Билли Дауд. Он еще не ложился.

Тетя Мюриель Мартин, прибыв на место, позвонила начальнику полиции. Он сказал, что приедет сразу, как только оденется и позавтракает. Он не торопился. Он не любил загадок и сбоев обычного распорядка жизни, потому что из-за них вынужден был принимать решения и в результате мог оказаться мишенью для критики или просто выставить себя в дурацком свете. Вероятно, из всех собравшихся на кухне его сильнее всех обрадовало появление невредимой Юни и ее рассказ. Все, что произошло, никак не попадало в его компетенцию. Не нужно было заводить дело или предъявлять кому-либо обвинения.

Юни сказала, что той ночью на дворе к ней подошли трое детей. По их словам, они должны были ей кое-что показать. Она спросила, что именно и почему они бегают по улице среди ночи. Но не помнит, что они ответили.

Она обнаружила, что дети увлекают ее за собой, хоть она и не давала на это согласия. Они вывели ее через брешь в заборе в углу участка и повели по тропе вдоль реки. Юни много лет не ходила этим путем, и ее приятно удивило, что тропа так хорошо расчищена.

Это были два мальчика и девочка. На вид лет девяти, десяти или, может быть, одиннадцати, и одеты они были одинаково — во что-то вроде пляжных костюмчиков из жатого ситца, с нагрудником и наплечными лямками. Вся одежда была свежая и чистая, словно только что с гладильной доски. Волосы у детей были русые, прямые и блестящие. Это были идеально чистые, вежливые и приятные в обращении дети. Но как Юни увидела, какого цвета у них волосы и из какой материи одежда? Ведь, выйдя из дому, она не взяла с собой фонарика. Вероятно, у детей с собой был какой-то источник света — так показалось Юни, хотя она и не могла сказать, какой именно.

Они прошли по тропе и вывели Юни на бывшую территорию ярмарки. И привели к себе в палатку. Но Юни, кажется, не успела увидеть ее снаружи. Она просто вдруг оказалась внутри и увидела, что палатка — белая, очень высокая и белая, и трепещет, как парус на лодке. Кроме того, палатка была залита светом — тут Юни опять не смогла сказать, откуда исходил этот свет. И еще часть этой палатки, или здания, или что оно там, кажется, была стеклянной. Да. Совершенно точно, из зеленого стекла — очень светлого оттенка зеленого цвета. Панели этого стекла были словно вставлены между парусами. Возможно, пол тоже был стеклянный — Юни помнила, что ступала ногами по чему-то прохладному и гладкому. Совсем не похоже на траву, и совершенно точно не гравий.

Позже в газете появился рисунок — фантазия художника, что-то вроде яхты на тарелке. Но Юни вовсе не называла это летающей тарелкой — во всяком случае, когда рассказывала по свежим следам. И вообще, она ничего не говорила из того, что потом появилось в печати — в сборнике, вместе с другими подобными историями: что ее тело исследовали, что ее кровь и другие биологические жидкости подвергали анализу, что, может быть, у нее тайно похитили яйцеклетку и оплодотворили ее где-то в инопланетном измерении, что произошло незаметное или, наоборот, подобное взрыву слияние и гены Юни пополнили собой жизненный поток инопланетян-оккупантов.

Ее посадили на сиденье, которого она до этого не замечала и не могла бы сказать, что это — трон или простой стул, и дети начали плести вокруг нее вуаль. Вуаль была похожа на полог от комаров или что-то такое — легкая, но прочная. Все трое детей беспрестанно двигались, сплетая или закручивая ткань вокруг Юни и не сталкиваясь между собой. К этому времени Юни уже перестала расспрашивать детей. «Что вы делаете?», «Как вы сюда попали?» и «Где все взрослые?» — все эти вопросы ускользнули неизвестно куда, и Юни тоже оказалась в этом неведомом месте и была не в силах описать происходящее. Возможно, в это время звучало какое-то пение или жужжание и проникало в голову к Юни — что-то восхитительное, успокаивающее. И все было так естественно. Любые вопросы показались бы столь же неуместными, как вопрос «Да что же тут делает чайник?» в обычной кухне.

Когда она очнулась, ни вокруг нее, ни над ней ничего не было. Она лежала в ярких солнечных лучах позднего утра. На твердой земле, на территории бывшей ярмарки.

— Чудесно, — вставил несколько раз Билли Дауд, глядя на Юни и слушая ее рассказ.

Никто не знал точно, что Билли имеет в виду. От него пахло пивом, но он казался трезвым и слушал очень внимательно. Более чем внимательно — можно даже сказать, что он был зачарован. Удивительные откровения Юни, ее раскрасневшееся грязное лицо, ее тон, в котором сквозила самоуверенность, казалось, доставляли Билли Дауду высочайшее наслаждение. Может быть, он говорил про себя: какое облегчение! Какое счастье — обнаружить в мире и, более того, рядом с собой это спокойное, нелепое существо. Чудесно.

Его любовь — типичная любовь Билли Дауда — могла ринуться вперед, отвечая на нужду Юни, о которой та доселе и не подозревала.

Тетя Мюриель сказала, что пора звонить в газеты.

— Но ведь Билл Проктор сейчас, наверно, в церкви? — сказала мать Юни. Она говорила о редакторе карстэрской газеты «Зоркий страж».