Тайна - [37]

– Ладно.

– Обещай.

– Обещаю.

– Нет, ты получше обещай.

– Обещаю и клянусь.

– Ладно.

Таина открыла мне дверь.

– Мне понравилось, – сказала она. – Даже очень. Прямо чума. И спасибо за айпод. Жду не дождусь, когда Мами уснет. В следующий раз принеси мне «Твинкис», ладно?

Таина, коротко улыбнувшись, послала мне воздушный поцелуй и закрыла дверь своей спальни.

Песнь восьмая

– Она бес-цель-но бродила по Центральному парку, – сказал я. Хозяйка собаки смотрела на рыдающего Ральфи. – Наш младший брат ее обожает, но когда мы поняли, что она потерялась, то привели ее к вам.

На этот раз хозяйка выдала нам вознаграждение сразу.

– Купите ему собаку, похожую на Миссис Дэллоуэй, – сказала она, хотя это была моя реплика. Хозяйка даже не дождалась, когда Ральфи, весь в слезах, уткнется в протез П. К. – Она чистокровный королевский спаниель. – Название звучало роскошно, но я подумал, что собака просто похожа на Леди из диснеевского мультика. – Здесь денег хватит на такую же. Знали бы вы, как вы меня обрадовали.

И она поцеловала собаку, которая быстро пролаяла мне свою благодарность за заботу. Дом с консьержем располагался в квартале от Музея Гугенхайма. Вознаграждение мы получили большое, а я уже открыл счет в банке. Заполнил все документы. У мамы, которая учила меня не доверять банкам, все-таки был счет в «Банко Популар» на углу 106-й улицы и Третьей авеню. Теперь я относил полученные за собак деньги туда. Отдавал П. К. его долю, что-то отдавал Салю, маме, что-то папе, что-то тайком клал в мамин ботинок. Остальное шло донье Флорес.

Таине я принес жвачку и «Твинкис».

– Это же вредно, – буркнула она. – Хочешь, чтобы я разжирела? Тебе что, совсем на меня насрать?

Я не знал, не смеется ли она, потому что она ведь и растолстела – из-за беременности. Но Таина, к великой моей радости, поцеловала меня в щеку. Донья Флорес спала в единственной спальне, и я, не спрашивая разрешения, положил руку на живот Таины. Касаясь ее живота, я знал, что не смогу воскресить это ощущение в памяти. Оно было коротким, как жизнь мыльного пузыря. А когда Усмаиль родится, то и такого не будет. Так что я держал ладонь на ее животе, чувствуя, как пинается внутри Усмаиль. Таина сбросила мою руку.

– Ну чего, пень трескучий, в ладушки собрался с младенцем поиграть? Господи.

Таина взяла меня за руку и повела к дивану. В гостиной работал телевизор.

– Помассируй мне ноги.

Я подумал, что ослышался.

– Ну чего встал? Иди сюда. Помассируй… мне… ноги.

Я оцепенел от счастья. Таина легла головой на подлокотник; ее живот уставился в потолок. Стопы она пристроила мне на колено, я сидел на другом конце. Я взял в руки ее ступню. Теплая. Слабо пахнет кремом для тела и нафталином. Мне захотелось поцеловать ее пятку.

– Я не умею, – застенчиво сказал я. Но Таина уже закрыла глаза, что-то в полудреме промурлыкала от удовольствия и поерзала. Чем дольше я разминал ей ступни, тем больше она ерзала, и подол платья ехал вверх по ногам. Моя собственная одежда стала мне жалким образом тесна, я думал, она порвется. И я стал изучать голые ноги Таины.

– Я хочу еще книжек, – проговорила Таина, не открывая глаз. Услышав ее голос, я обрадовался, а то уже перестал понимать, где я и на какую часть Таины смотрю. – Мне понравилась та, что про фермеров. Эстерелла понравилась. Хорошая книжка Вирамонте. Остальные – отстой.

– Я принесу, – пообещал я, удостоверившись, что глаза у нее закрыты, и продолжая отслеживать ситуацию с подолом платья. Вскоре я увидел крохотную родинку на ляжке, знакомую мне по первому вечеру.

– И смотри, побольше принеси. – Голова Таины покоилась на подлокотнике дивана, волосы рассыпались. – Хулио, мне бы так хотелось туда. – Глаза все еще закрыты, рука поднялась к губам. Таина стерла нитку слюны запястьем.

– Куда? – Я мягко сжимал и массировал ей ступни, пятки, лодыжки и голени. Голые колени Таины медленно касались друг друга.

– Ну, в разные места. Очень хочется их увидеть. Ты там был?

– Только в Пуэрто-Рико и Эквадоре.

– Как бы мне хотелось в Пуэрто-Рико. Мами говорит, там просто рай. – Поерзала, зевнула. – Ненавижу быть одна. Хоть бы ребенок уже родился, у меня бы тогда был кто-нибудь еще. Мне хочется петь малышу.

– Петь…

– Я сказала, малышу, а не тебе, понял?

– Понял.

Не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но одна моя рука перестала разминать ступню Таины и поднялась к синеватому пятнышку на ляжке. Я потер его пальцами, словно желая стереть. Потом обе мои руки вернулись к ступне. Платье на Таине задралось уже до живота и выше. Лифчик украшало изображение Тасманийского дьявола из «Веселых мелодий».

Таина, видимо, ощутила дуновение прохладного воздуха. Она живо открыла глаза, одернула и расправила подол, хотя так и лежала, пристроив ноги мне на колени, словно загорала. Облизала губы, пошевелилась. Таина наверняка знала, что я глазею на нее, но ей, кажется, было все равно; она ничего мне на этот счет не сказала.

– Ляжки болят, Хулио. Разомни мне ляжки.

Сердце пропустило удар.

Руки скользнули к коленям Таины и выше, я понимал, что скоро мне станет влажно и горячо, и я ничего не смогу с этим поделать, – как вдруг из комнаты Таины послышался голос.