Тайна и ложь - [81]

Ёнчжун состроил такую же неопределенную мину, как и перед столичной студенткой, с которой был на «слепом» свидании. Тогда он вдруг сказал, что идет домой, сославшись на свое репетиторство — урок со школьником, и девушка, кажется, растерялась.

— На самом деле я не студент юридического факультета. Учусь в университете на вечернем.

Даже сейчас он краснеет, вспоминая об этом; это была реакция ребенка и свойственное деревенщине упрямство.

— Ты что, родился в К.? Вот бы никто не подумал!

Когда городские дети из элитных кругов узнавали, что Ёнчжун из деревни, причем из провинции Чолладо, они заключали, что Ёнчжун намеренно скрывает этот факт, и открыто насмехались над вызывающим жалость старанием прирожденного неудачника преобразиться. Правда, после восьмидесятого года[40] отношение к Чолладо немного усложнилось, но изменить устоявшиеся понятия, связанные с этой провинцией, было невозможно. Из-за того, что Ёнчжун не выглядел откровенной деревенщиной, он даже в среде подобных себе деревенщин изначально был изгоем, и в коллектив аутсайдеров не входил, и элитным кругам не принадлежал.

У Ёнчжуна было всего два способа защиты: опускать голову или сохранять дистанцию. И проблемы с женщинами имели ту же основу. Была бы уверенность в себе, он не позволил бы уйти женщине, не поверившей твердо в его любовь, и если бы он мог выносить беспокойство, то трусость, подготавливающая разрыв с помощью намеренного хладнокровия, не стала бы для него привычной. И обладай он выдающимся талантом или волей к борьбе настолько, чтобы можно было восстановить честь отца, не бросил бы он путь юриста. Отказ стать юристом был самым глупым способом, чтобы отомстить отцу. Деревенщина с имиджем горожанина, старший сын в семье, казавшийся круглой сиротой, изнеженный, непонятный кинорежиссер, не похожий на выпускника юридического факультета — в любом качестве у него не было уверенности в себе. В молодости имелась хотя бы движущая сила — отрицание, а сейчас он даже определенно не знал, что ему следует отрицать. Будучи человеком, «подражающим кому-то», ему оставалось только привыкать к тому, что его, уставшего, понимают неправильно. В результате раздумий Ёнчжуна выходило, что по сути своей он является существом, о котором нельзя сказать, что он крутой мужик.

— Говоря откровенно, я жалею, что работаю с вами. — Окончательно опьяневший помощник довольно дерзко посмотрел на Ёнчжуна. — Я не такой уж и простачок! Увидите, что дальше будет.

— Ты о чем?

Казалось, потерявший равновесие, шатающийся помощник сейчас свалится с ног.

— А это вы знаете? Когда снимались короткометражки, я был лучше всех, во всяком случае. И из однокурсников лишь я один получил премию, вот так-то. Остальные негодяи все на плаву оказались, а я у такого дилетанта, как вы, бегаю на побегушках, поэтому моя жизнь такова, как говорится, что я хоть и встал в очередь, но только не в ту, что надо было.

Ёнчжун был спокоен, но опрокинул бокал с холодным выражением. Обычно пьянела и бравировала, не успев выпить пару бокалов, Банана, а помощник впервые находился в таком состоянии. Однако Ёнчжун не мог не предполагать, что где-то в душе помощника, который всегда казался скромным, почтительным и трудолюбивым, должны сидеть простые желания и нетерпение. Помощник, демонстрируя свое несогласие, выставил средний палец и крутил им перед глазами Ёнчжуна.

— Одним словом, у вас слишком много мыслей. А вот то, что называют дилетантом, что это такое? Скажите мне. Неужели кино не развалится, если все так и будет продолжаться? А что, если я возьму Чури и попробую снять новый фильм? Что вы на это скажете, режиссер Чон Ёнчжун?

— Который сейчас час в Канаде?

На неожиданный вопрос помощник с трудом поднял веки. Заранее зная, что ответа не получит, Ёнчжун тут же достал из кармана мобильный телефон. Он вспомнил, что внес номер телефона Чон Мёнсон в записную книжку. Ёнчжун понимал, что опьянел, но это было к лучшему.

8

Как помнилось Ёну, в период жизни в К. кухарки, работавшие в доме, постоянно менялись. Кухарки из отдаленных убогих деревень, посланные ради того, чтобы в семье едоков оставалось хотя бы на один рот меньше, диву давались, впервые в жизни оказавшись на кухне с кафельным полом, с которого можно даже поднять и съесть упавшую вареную крупинку риса. В это время впервые стала появляться посуда из нержавеющей стали, на ней не образовывалась ржавчина как на латунных мисках, она не билась как фарфоровая, и выглядела благородно, как серебряная, в отличие от желтой никелевой посуды. А электрическая кастрюля, сделанная в Тайване, казалась волшебной: стоит лишь включить ее, сама варит чистый белый рис, и нет надобности разводить огонь, подбрасывать дрова, ни дыма нет, ни копоти. Одной кухарке больше всего нравился вентилятор: сидишь себе просто так, а от него по комнате идет прохладный ветерок на всех, и не надо до боли в руках размахивать веером. А другая кухарка говорила, что ей еще более удивительным кажется чистящее средство для кухни: стоит несколько капель уронить на мочалку, как поднимается копна пены, а раньше надо было мылить черным хозяйственным мылом и тереть изо всех сил. Но самой главной причиной, из-за которой кухарки могли привязаться к этому дому, оказался телевизор. Веселое роскошное шоу или печальный телеспектакль, задевающий душу до слез, позволяли им забывать усталость и грусть. Однако такой, как немая кухарка, которая служила долгое время в доме старшего дяди, став почти членом семьи, среди них не было.