Тайна «Хорнсрифа» - [39]

Кунерт проскочил мимо него, и через секунду— часовой даже не успел сообразить — темнота скрыла его. Он бежал беспрерывно повторяя: «Белльвю, тринадцать! Белльвю, тринадцать!» Когда наконец прозвучал отбой, он был уже далеко. Теперь ему легко было затеряться среди людского потока, словно ручейками выливавшегося со всех сторон из бомбоубежищ на улицы.

Спросить у кого-нибудь, как добраться до Белльвю, тринадцать, моряк побоялся. Он решил идти по направлению к порту. Улица шла теперь вниз. Она вывела Кунерта на огромный пустырь. Повсюду виднелись сараи и длинная изгородь какого-то большого склада.

Наконец он услышал плеск морской волны о гранитный берег. Значит, где-то рядом порт- Еще несколько шагов, и перед ним открылась темная блестящая гладь воды. Осторожно, почти на ощупь, он стал продвигаться вперед. Увидев около мостков привязанную шлюпку, он нагнулся и подтянул ее к себе. Моряк бесшумно забрался в шлюпку, отодвинул в сторону брезент и спрятался под парусиной.

«Все повторяется! — подумал он. — Жизнь есть величайший обман. Однажды я вот так же лежал… Только тогда меня мучила жажда, а теперь… меня мучит страх… Страх перед родиной!» Вскоре он уснул.

Верзила в кожаном пальто перепугался. Его лицо, на котором был написан страх, имело глупое выражение. Он тупо уставился на шефа, со лба градом катился пот.

— Вы идиот… я упеку вас в лагерь, вам там живо кости переломают!!!

Начальник службы безопасности военно-морских сил Северного моря бушевал. Эту ярость, низвергавшуюся на голову стоявшего перед ним гестаповца, нельзя было описать словами. Группенфюрер СС вне себя от бешенства выскочил из-за стола, его руки искали что-нибудь потяжелее, чем можно было бы запустить в нерадивого агента. Не найдя ничего подходящего, эсэсовец схватил кипу бумаг, лежавших на столе, и с размаху бросил на пол.

— Объясните же, наконец, вы, скотина, как вы его… Ах, черт! Все равно от вас ничего не добьешься. Убирайтесь вон! Я не хочу вас ни слышать, ни видеть! — Он вдруг замолк, потом, открыв дверь, громко позвал ординарца.

Тотчас же появился юнец в полевой форме эсэсовских войск.

— Избавьте меня от этого идиота! Заставьте его сказать все, что он знает. И представьте мне его рассказ в письменном виде. Рихтеру немедленно начать розыск сбежавшего. А этому «господину»… — группенфюрер, вытащив руки из карманов брюк, пальцем показал на дрожавшего парня, — этого «господина» надо немного проучить… Скажем, недель восемь, чтобы в будущем его бедные усталые кости не уставали, понятно?

Мужчина в кожаном пальто рассказал гестаповцу Рихтеру все, что знал о побеге Кунерта. А знал он не так уж много. На листке бумаги гестаповец записал всего лишь четыре слова: «Анни, № 13, Гамбург».

На столе перед Рихтером лежала книга адресов жителей Гамбурга. Он долго, больше часу, листал ее. Но это был напрасный труд. Все же он должен найти беглеца. Охота на Кунерта началась.

* * *

Консул Хуземан сидел в своем кабинете. Его знобило. Холодный воздух первого апрельского дня проникал в комнату сквозь щели в окнах. Хуземан чувствовал себя отвратительно. Проклятое ожидание! Прошло уже столько томительных недель. Неизвестно, когда наладится нормальная жизнь. Его подчиненные почти не вылезают из подвала. Воздушные налеты следуют один за другим. На немецкие города беспрерывно падают бомбы. И его вилла не избежала этой печальной участи. Ровно половину дома словно бритвой срезало. Жизнь стала теперь временным явлением. А это действовало на нервы. Консул, как зверь в клетке, беспокойно ходил по кабинету. Когда же все это кончится! О, тогда он знал бы, что ему делать. Раньше у него были неплохие связи с американскими и английскими фирмами. Заморские друзья не оставят его в беде. Он подошел к радиоприемнику, включил его и услышал: «Говорит Лондон… говорит Лондон!» «Сейчас будут передавать последние известия», — подумал Хуземан.

Вдруг консул услышал позади себя скрип открываемой двери. Черт возьми! Он забыл запереть ее! Он втянул голову в плечи, словно ожидая удара, потом медленно обернулся. В дверях стоял незнакомый мужчина, одетый наполовину в военную форму, наполовину в штатское платье. Хуземан посмотрел на вытертое пальто незнакомца, потом перевел взгляд на его бледное лицо, заросшее щетиной.

— Что вам угодно, кто вы такой? — хрипло спросил он.

Незнакомец посмотрел на консула, потом на приемник, затем снова на консула.

— Это Белльвю, тринадцать?

— Д-да… Белльвю, тринадцать, — неуверенно произнес Хуземан. Оба облегченно вздохнули: консул — потому что удостоверился, что этот человек не из гестапо; незнакомец — выяснил, что попал туда, куда надо.

— Где Анни?

— Анни здесь больше не — живет… Откуда вы знаете ее?

Мужчина покачал головой. У него сейчас не было времени для долгих объяснений. Он еще раз бросил взгляд на радиоприемник, как будто для того, чтобы придать своим словам больше веса, и повелительным тоном сказал: — Вы сейчас меня спрячете… и дадите что-нибудь из одежды… только поскорее… меня ищут…

Хуземан помедлил немного. В наступившей тишине вдруг раздался голос диктора, говорившего по-немецки: «Вы сделаете это! Или вы хотите…»