В это раннее утро Яванское море было неспокойным. С востока, из тумана, накатывались длинные серые валы. Пароход «Хорнсриф» водоизмещением в шестнадцать тысяч тонн направлялся из Сингапура к Зондскому проливу. Раньше «Хорнсриф» был английским торговым судном. Весной тысяча девятьсот сорок третьего года в районе островов Зеленого Мыса он был захвачен немцами и с тех пор, после переоборудования, использовался в гитлеровском военно-морском флоте как вспомогательное судно. Внешний вид «Хорнсрифа» почти не изменился. Почти год пароход курсировал между Мадагаскаром и Филиппинами, некоторое время ходил в японских водах, а теперь шел в Германию.
В предутренний час на палубе царила тишина. Постепенно тропическое солнце рассеяло туман, и вскоре судно уже шло под его палящими лучами. Вахтенный офицер, стоявший на мостике, не выдержав ослепительных солнечных лучей, надвинул на глаза фуражку. Осмотрев в бинокль уже прояснившийся горизонт, он направился в штурманскую рубку, усталым движением раскрыл вахтенный журнал и записал: «3 марта 1944, 05.00. Координаты…»
«Хорнсриф» находился у острова Ява. Утренняя прохлада уже сменилась дневным зноем. Усталость охватила вахтенных. Старший штурман Лангнер облокотился на поручни мостика. Напряжение, в котором он до сих пор находился, прошло: судно вышло в открытое море. Бегство— иначе это и нельзя было назвать — под чужим флагом оказалось слишком суровым испытанием для нервов даже такого закаленного моряка, каким был Лангнер. Несмотря на то что неподалеку находились японские базы, идти на виду у англичан даже под видом безобидного торгового судна было поистине игрой ва-банк.
В прошлую ночь их встретил английский крейсер. К счастью, и на этот раз — уже в который! — все обошлось благополучно. Теперь только оставалось надеяться, что «Хорнсриф» в конце концов дойдет до устья Жиронды и бросит якорь в Бордо.
Однако встреча с английским крейсером не давала покоя Лангнеру, на душе у него было тревожно. Возвращение на родину не будет сейчас таким радостным для моряков, каким оно было прежде. Никто и не обольщал себя надеждами. Все знали, что пройдут недели, а может быть и месяцы, полные опасности и неизвестности, прежде чем моряки ступят на землю. Предполагалось, что, пройдя через Зондский пролив между Суматрой и Явой, «Хорнсриф» возьмет курс на запад, пересечет Индийский океан, обогнет мыс Доброй Надежды и выйдет в Атлантический океан. Затем, оставив справа берега Анголы и миновав Канарские и Азорские острова, судно доберется наконец до спасительного Бискайского залива. А там уже рукой подать до Бордо. Бискайя, из-за очень сильных штормов не пользовавшаяся большой симпатией у моряков, представлялась для «Хорнсрифа» спасительным убежищем. Ибо там, у французских берегов, экипажу уже не будут грозить торпеды и бомбы американцев и англичан. Но туда еще надо дойти…
«Шмальфельд… — мысли Лангнера снова вернулись к Шмальфельду. — Шмальфельд… Сингапур…» Сингапур — самая крупная военно-морская база Англии в южных морях Тихого океана— в 1942 году была оккупирована японцами. Перед выходом 6 обратный путь «Хорнсриф» стоял в Сингапуре, пополняя запасы продовольствия и топлива. Лангнер, правда, многого не знал о Шмальфельде, хотя о нем немало рассказывали его товарищи. Моряки строили самые чудовищные предположения, но для Лангнера казалось ясным одно: Шмальфельд был слишком серьезным, слишком порядочным человеком, чтобы совершить такую глупость. Это был парень, который ничего не предпринимал, предварительно не взвесив все «за» и «против».
Насколько старшему штурману стало известно, Шмальфельд встречался в Сингапуре с девушкой-еврейкой, эмигрировавшей из Германии. Но одно это вряд ли могло произвести сенсацию среди команды «Хорнсрифа», особенно в такой обстановке. Но все дело в том, что Шмальфельд из-за этого поскандалил со своим начальником и ударил его по лицу.
Это обстоятельство, естественно, значительно осложнило обстановку. Отношения между казначеем и его подчиненным Шмальфельдом никогда не были особенно хорошими. Казначей, пришедший на флот из фашистской молодежной организации «Гитлерюгенд», получил назначение, которое при его ограниченности и отсутствии всяких способностей оказалось ему явно не по плечу. Еще бы! На «Хорнсрифе» было триста шестьдесят пять человек команды. И всю работу за казначея приходилось делать Шмальфельду.
До призыва на военную службу, в тысяча девятьсот сороковом году, Шмальфельд работал поверенным одной из торговых фирм в Гамбурге. Вскоре после призыва Шмальфельду присвоили звание унтер-офицера, но дальше этого он не продвинулся. На «Хорнсрифе» он слыл «душой общества».
Общеизвестно, что, если подчиненный знает больше своего начальника, это никогда не приводит к добру. Но подобное обстоятельство не могло быть причиной скандала, вспыхнувшего два дня назад. «Как бы там ни было, — думал Лангнер, — а Шмальфельд все же не прав. Он не смел поднимать руку на своего начальника, да еще в присутствии матросов! А где был в это время Фишель, старший помощник командира?»
* * *
Тщательно осмотрев горизонт, Лангнер опустил бинокль. Он снова вернулся к своим мыслям. Фишель, старший помощник, почему-то во время скандала отсутствовал. На «Хорнсриф» он пришел еще в Иокогаме, но его до сих пор все боятся и избегают. Собственно, он никому пока не сделал зла. Но каждый чувствовал, что со старпомом лучше не ссориться. Он всегда был чем-то раздражен, держался высокомерно и отчужденно. В том, что Фишель был отъявленным нацистом, Лангнер не сомневался. Нет, этот человек явно не подходил для «Хорнсрифа». Между Фишелем и Шюттенстремом, командиром судна, часто возникали трения. Лангнер подозревал, что, назначая Фишеля старшим помощником к старику Шюттенстрему, командование преследовало определенные цели. Шюттенстрем не был лихим офицером, да и политика его мало интересовала. Только потому, что более, подходящей кандидатуры тогда не нашлось — опытных моряков на пятый год войны осталось уже мало, — старого капитана торгового флота назначили командиром «Хорнсрифа», а старшим помощником поставили капитан-лейтенанта Фишеля.
