Тайна голубого экспресса. Тайна Семи циферблатов. Убийство в доме викария - [17]
— Ну да, так оно и есть, — сказал ван Олдин. — Но ты для меня важнее всех деловых встреч вместе взятых, вот я и пришел повидать тебя напоследок.
— Это ужасно мило с твоей стороны, вот бы и тебе поехать со мной!
— А вот возьму и поеду! — пошутил ван Олдин. И с изумлением увидел, как Рут покраснела, ему даже показалось, что в глазах у нее мелькнул страх. Она рассмеялась, напряженно и нервно.
— Я вдруг подумала, что ты и вправду собрался со мной ехать.
— Ты была бы рада?
— Ну, разумеется, — чересчур пылко заверила она.
— Ну что ж, приятно слышать.
— Все равно мы скоро увидимся, — продолжала Рут. — Ты ведь хотел приехать туда через месяц.
— Да, — безразличным тоном сказал ван Олдин. — Иногда меня подмывает пойти к кому-нибудь из этих знаменитостей на Харли-стрит[49] — пусть пропишет мне солнечные ванны и срочную перемену климата.
— Не будь таким лентяем, папа, — воскликнула Рут. — Через месяц на Ривьере будет намного приятнее. А сейчас у тебя столько неотложных дел, разве ты можешь их бросить?
— Не могу, — вздохнул ван Олдин. — Тебе лучше пройти в вагон, Рут. Где твое место?
Рут Кеттеринг мельком взглянула на состав. Возле двери одного из пульмановских вагонов[50] стояла высокая худощавая женщина в черном — ее горничная. Она посторонилась, пропуская хозяйку.
— Я поставила чемодан под сиденье, мадам, на случай если вам что-нибудь понадобится. Мне попросить пледы, или вы сами это сделаете?
— Нет, нет, мне ничего не нужно. Лучше идите отыщите свое место, Мейсон.
Горничная ушла.
Ван Олдин вошел в вагон вместе с Рут. Проводив ее до купе, он выложил на столик пачку газет и журналов. Место напротив было уже занято, американец бросил мимоходом взгляд на попутчицу: красивые серые глаза и отлично сшитый дорожный костюм. Ван Олдин задержался еще немного — поболтать с дочерью. Раздался свисток, он взглянул на часы.
— Пора. Прощай, моя дорогая. Не волнуйся, я позабочусь обо всем.
— О, папа!
Ван Олдин резко обернулся. В голосе Рут было нечто, столь не похожее на ее обычную сдержанность. Это был почти крик отчаяния. Рут сделала непроизвольное движение к отцу, но через мгновение вновь овладела собой.
— Увидимся через месяц, — сказала она ласково.
Двумя минутами позже поезд тронулся. Рут сидела неподвижно, кусая губы и изо всех сил стараясь удержать непривычные слезы. Ее охватило чувство ужасного одиночества. Она ощутила дикое желание выскочить из поезда и вернуться назад — вернуться, пока не поздно. Такая спокойная, уверенная в себе, Рут Кеттеринг впервые в жизни почувствовала, каково это — нестись по ветру точно оторванный листок. Если бы отец знал!
Безумие! Да, именно так, безумие! Впервые в жизни она поддалась эмоциям и решилась на такое безрассудство.
Рут была истинной дочерью своего отца и понимала, какую глупость она совершает, и даже осуждала себя. Но Рут унаследовала от отца и другие качества. А именно — железную уверенность в том, что она получит все что захочет и что, раз она что-то решила, ничто ее не остановит. С колыбели она была своенравна и все вокруг потакали ее капризам. И сейчас ее строптивый нрав безжалостно влек ее Бог знает куда. Жребий брошен! Дороги назад нет.
Рут подняла глаза и встретилась взглядом с женщиной, сидящей напротив. Почему-то ей показалось, что эта женщина знает, о чем она сейчас думает, в серых глазах промелькнуло понимание и, да… сострадание. Промелькнуло… и обе снова замерли с выражением благопристойного равнодушия на лицах. Миссис Кеттеринг закрылась журналом, а Кэтрин Грей повернулась к окну, наблюдая бесконечную череду унылых улиц и пригородных домов.
Рут никак не могла сосредоточиться на ярко иллюстрированной странице. Помимо воли мрачные предчувствия терзали ее. Какая же она дура! Дурой была тогда, дурой и осталась. Подобно всем холодным и рациональным людям, утратив привычную уверенность в себе, она совершенно растерялась. Слишком поздно… А может, еще нет? О, если бы поговорить с кем-нибудь, посоветоваться! Впервые в жизни она ощутила такую потребность; раньше ей бы и в голову не пришло довериться чужому мнению, но сейчас… В чем же все-таки дело? Паника. Да, именно так. Она, Рут Кеттеринг, охвачена паникой!
Рут украдкой посмотрела на попутчицу. «О, если бы среди ее знакомых был кто-нибудь похожий на эту женщину — такой же спокойный, сочувствующий. Вот с таким человеком можно было бы поговорить! Но довериться незнакомому человеку… Только этого еще не хватало! Просто смешно! Рут вновь уткнулась в журнал. В самом деле, нужно взять себя в руки. В конце концов, она все обдумала и сама пошла на этот шаг. Да и много ли счастья видела она в жизни? Разве не имеет она права на счастье? Никто ведь никогда не узнает», — твердила себе Рут.
До Дувра[51] время пролетело незаметно. Качки Рут не боялась, но не любила холода и с удовольствием укрылась в отдельной каюте, заказанной по телеграфу.
Рут была суеверна, хотя никогда не призналась бы в этом, и придавала особое значение неожиданным совпадениям. После высадки в Кале, устроившись со своей горничной в сдвоенном купе «Голубого экспресса», она направилась в вагон-ресторан. Сидя за маленьким столиком, она с изумлением обнаружила, что ее соседка — та самая сероглазая женщина, ее визави
