Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ - [133]
В клинике его все раздражало: и постоянно открытая дверь палаты, в которую заглядывали любопытные пациенты, и свет ночника — необходимого атрибута всех психиатрических учреждений, и прогулки только в сопровождении персонала, так как находился под особым надзором в связи с мыслями о смерти. В город по издательским делам его отпускали только с лечащим врачом. Побег, очевидно, он задумал уже через несколько дней после поступления в клинику. Это можно усмотреть из его телеграммы другу Вольфу Эрлиху от 7 декабря 1925 года: «Немедленно найди 2–3 комнаты. 20-го числа переезжаю в Ленинград».
20 декабря Есенина в клинике навестила журналистка и издательский работник Анна Абрамовна Берзинь. Позже она в своих воспоминаниях о посещении клиники писала, что лечащий врач Есенина Арансон Александр Яковлевич, «добрый и мягкий человек», предупредил, чтобы не передавала Есенину колющих, режущих предметов, а также веревок и шнурков, чтобы больной не смог ими воспользоваться с «суицидальной целью». Объяснил, что болезнь «серьезная и нет надежды на выздоровление», что проживет он «не больше года». В тот же день Есенина навестил муж его сестры Екатерины — Василий Наседкин. Их брак был зарегистрирован 10 дней назад 10 декабря, а свадьбу решили сыграть позже. В своих воспоминаниях Наседкин писал, что Есенин «пополнел, посвежел, но глаза бегали нервно, не отставая от скачущих мыслей». От свидания с женой Софьей Андреевной Есенин отказался: он считал ее инициатором его помещения в клинику, видимо, не совсем поняв, что в лечебное учреждение его приняли не по желанию родных, а по психическому состоянию. Дочь профессора П. М. Зиновьева, возможно, со слов отца, говорила своему другу Ивану Приблудному, что болезнь Есенина уже вынесла ему свой приговор. Но это были лишь отдельные намеки на его обреченность.
21 декабря его в палате не обнаружили: после свидания с какими-то «приятелями» он исчез. Весь персонал клиники был крайне обеспокоен побегом, зная о его суицидальных намерениях. В других медицинских учреждениях не обратили бы внимания на самовольный уход и тут же выписали домой. Но в психиатрических больницах персонал несет ответственность как моральную, так и юридическую не только за лечение больного, но и за его поведение, как в лечебном учреждении, так и первое время после выписки до передачи его под диспансерное наблюдение. В клинике приняли меры по розыску беглеца. Искали его по городу всюду. Лечащий врач Арансон звонил родным и знакомым Есенина, а у кого не было телефона, ездил к ним на квартиру. Позже выяснили, что накануне к нему на свидание приходили двое приятелей, принесли с собой зимнее пальто, шапку и обувь, и он под видом посетителя прошел мимо охраны.
Покинув клинику, Есенин направился в Госиздат за положенным ему гонораром. Денег в кассе не было. И он написал доверенность на их получение — Наседкину. В Госиздате он встретил издательского работника Тарасова-Родионова Александра Игнатьевича, которому сказал, что с женой он разошелся, «она жалкая, убогая женщина». Те, кто видел его в тот день, отметили, что он был «нетрезвый, злой и скандальный». На следующий день он появился в Доме Герцена, где ночевал. Утром поехал на Новинский бульвар навестить своих детей, побывал у бывшей гражданской жены Изрядновой, повидался с сыном Юрием. А через два дня приехал на двух извозчиках на квартиру к Толстой, где жил последние месяцы. Младшая сестра Есенина — Шура, жена Софья Андреевна и Наседкин сидели в одной из комнат на квартире Толстой. Они были обеспокоены побегом Есенина из клиники, так как уже три дня не имели о нем никаких известий. Делали самые худшие предположения. В 7 часов вечера внезапно распахнулась дверь, и в комнату быстро вошел Есенин в сопровождении двоюродного брата Ильи и извозчика. Когда он появился на пороге комнаты, все облегченно вздохнули: нашелся беглец. Но радость была недолгой, насторожил мрачный вид Есенина. Не здороваясь, не говоря ни слова, он прошел в другую комнату и с помощью Ильи и извозчика стал лихорадочно собирать вещи и бросать в чемоданы. Когда вещи были собраны, он, не прощаясь, захлопнул дверь. Чемоданы вынесли из квартиры и разместили на двух санях. Так мог поступить только человек в состоянии глубокого душевного расстройства, который потерял последнюю опору в жизни. Младшая его сестра Шура так описала его уход: «Мы вышли на балкон. Вечер был теплый. Большими хлопьями падал снег, и сквозь его пелену было видно, как Илья и два извозчика устанавливают чемоданы. Сергей сел на вторые сани. Я крикнула: "Прощай, Сергей". Он помахал рукой, и сани скрылись за углом». Не предполагала тогда его любимая сестренка, что прощалась с братом навсегда. На второй день она со старшей сестрой Катей уехала на время каникул к родителям в Константиново.
Скрупулезное, насыщенное неведомыми прежде фактами и сенсациями расследование загадочных обстоятельств жизни и преждевременной гибели Булгакова, проведенное Геннадием Смолиным, заставляет пересмотреть официальную версию его смерти. Предписанное Михаилу Афанасьевичу лечение не только не помогло, но и убыстрило трагический финал его жизни. Это не было врачебной ошибкой: «коллективный Сальери» уничтожал писателя последовательно и по-иезуитски изощренно…Парадоксальным образом судьба Булгакова перекликается с историей смерти другого гения – Моцарта.
Автор этой книги – врач-психиатр. Несколько десятилетий своей жизни Зинаида Агеева отдала работе в психиатрической больнице, куда волею судьбы однажды привезли Владимира Высоцкого. Впоследствии певец и актер еще не раз оказывался на грани безумия. Зинаида Агеева вместе с персоналом больницы была рядом с Высоцким в самые мрачные периоды его жизни. Отношения врача и пациента вскоре переросли в доверительно-дружеские, что позволило автору глубже узнать душевный мир всенародного кумира. Вашему вниманию предлагается история жизни Владимира Высоцкого, написанная его лечащим врачом.
Книга повествует о тяжелом душевном недуге гениального русского писателя Николая Васильевича Гоголя, сопровождавшего его до конца дней, оказавшего влияние на его творчество и ставшего причиной его гибели. Книга написана в жанре патографии, когда всестороннее исследование творческой личности идет через призму как нормальных, так и патологических характеристик человека.Агеева Зинаида Михайловна – врач-психиатр, член Международной конфедерации историков медицины, член Союза писателей России, автор многих книг, среди которых: «Царь Петр и Марта Скавронская», «Император Петр Великий», «Жена Петра Великого» (Екатерина I), «Сын царевича Алексея» (Петр II), «Правительница Анна Леопольдовна и Бирон», «Доктор Кащенко», «Душевная болезнь Гоголя» (патография), «Исторические очерки», «Уроки жизни» (воспоминания психиатра), «Душевный мир Владимира Высоцкого» (патография), «Патография Сергея Есенина», «Федор Достоевский.
Интеллектуальная трагедия бога музыки В. А. Моцарта, загадочная история жизни гениального композитора, его любви и смерти, тонко переплетенная с современностью. Представлены сенсационные данные крупнейшего скандала в европейской культуре XVIII столетия, связанного с тайной раннего ухода гения музыки Вольфганга Амадея Моцарта. Сотрудничество с европейскими коллегами позволило автору книги получить локон, сбритый с головы гения в день смерти Мастера, и передать его для нейтронно-активационного анализа в Государственный ядерный научный центр в Москве.
Рецензия на издание двух томов воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам стала преимущественно исследованием ее личности, литературного дара и места в русской литературе XX века.«Надежда Яковлевна для меня — Надежда Яковлевна: во-первых, «нищенка-подруга» поэта, разделившая его жизнь со всей славой и бедой; во-вторых, автор книг, в исключительном значении которых для нашей ориентации в историческом времени я убежден…».
«Люди могут сделать человека счастливым даже в беде… Люди могут все» — таково кредо московской писательницы Ирины Триус. В автобиографической повести «Дорога длиною в жизнь» автор делится воспоминаниями о встречах с интересными людьми, высказывает свои взгляды на жизнь, на предназначение человека, преодоление трудностей.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.