Тайна дразнит разум - [219]

Но и в лирико-романтических, и в повседневно-бытовых ситуациях Калугин — историк по профессии, философ по призванию — воспринимает окружающий его мир, историческое прошлое и поступки людей не обыденно, не тривиально: вся действительность для него — жизнь противоречий, столкновение, взаимоперетекание и взаимоотрицание которых только и есть исток всего многообразия природного и общественного бытия, познание которых — цель мыслящей личности. Сознательное разрешение, преодоление противоречий — суть творческой активности человека. Эту внутреннюю потребность к диалектическому мышлению, способность обращать диалектику в инструмент переустройства реальности Калугин не только совершенствует в себе, но стремится воспитать у своих товарищей по партии и близких ему людей, которые вольно или невольно становятся его приверженцами и учениками.

Следовательно, в точке пересечения всех этих плоскостей сюжета все с большей отчетливостью формируется образ Калугина — партийца-ленинца, старого подпольщика, участника революции и гражданской войны, ответственного партийного и советского работника, преподавателя совпартшколы, историка и краеведа, принципиального, деятельного, гуманного человека. Путем самообразования, применяя к себе ленинский завет овладевать диалектикой как «живой душой марксизма», он достигает почти профессиональных высот философствования, трактуя и разрабатывая материалистическую диалектику как «логику открытия».

И в этой своей устремленности Калугин способствует утверждению самой прогрессивной тенденции духовной атмосферы того времени. В самом деле, в то время одни, отождествляя философию только с идеологией, а последнюю объявляя извращенным сознанием, соответствующим интересам буржуазии, провозглашали лозунг: «Философию — за борт!». Другие, не усвоив истинной марксистской оценки роли диалектического метода и требования материалистически переработать гегелевскую диалектику, остановились на формальной стороне гегелевского учения, поднимая на щит абстрактно-логический способ мышления и абсолютизируя его. Третьи, желая быть «правоверными» материалистами и восставая против абстрактных диалектических спекуляций, свели диалектику только к частным формам ее проявления и оказались внезапно для себя в плену механистических воззрений. Но, вопреки всему, на философском фронте медленно, но неуклонно завоевывал победу ленинский подход к диалектике как учению о развитии, гносеологии и логики познания. И это завоевание осуществлялось наиболее подготовленной частью философов-профессионалов, ученых-естественников и обществоведов, кадрами профессиональных революционеров, передовой учащейся молодежью.

Однако здесь уместно вспомнить, что перед нами художественные произведения, а не научное исследование по истории общественно-политической и философской мысли середины 20-х годов. Хотя дилогия Глеба Алехина автобиографична и главные герои ее — реальные лица, это не научная биография одного из профессиональных представителей марксистско-ленинской философии в послереволюционный период. Документальный характер и художественная форма произведений оправдывают воссоздание автором портрета Калугина с наибольшим приближением к индивидуально-неповторимым чертам его личности, включая и своеобразие философского мышления. А своеобразие это состоит в том, что Калугин являет собой все же не тип философа-ученого, систематически разрабатывающего теорию философии, а скорее всего тип эрудированного философа-дилетанта, чувствующего и понимающего величие прогрессивных философских идей, стремящегося постичь диалектико-материалистическое учение как подлинно научную высшую историческую форму философского мышления в его революционной, творчески преобразующей роли по отношению к важнейшим областям общественной практики, человеческой культуры в контексте задач социалистического строительства. Но прогрессивность устремлений, целей, задач сама по себе еще не гарантирует профессионализма в достижении и разрешении их философским способом.

Калугин обнаруживает диалектичность природы, созерцая ее, аналитически расчленяя на отдельные стороны и признаки явлений, выявляя их общность и различие, устанавливая множественность степеней такого рода общностей и различий преимущественно индуктивно. Он фиксирует противоположности, противоречия и их взаимопереходы, большей частью не выводя, а констатируя то или иное противоречие как источник развития. Причем вся эта мыслительная деятельность основывается на восприятии предметно-вещного мира, его процессов, состояний и свойств, через соотношение которых Калугин постигает и представляет диалектику развития. Его диалектика наглядна до метафоричности, общее предстает у него преимущественно в одеяниях специфического и единичного. Калугин как бы избегает восхождения к абстрактному и от него — к мысленно конкретному, выражаемому в философских принципах, законах и категориях; его стихия — чувственные образы, которые выступают «полномочными представителями» понятий и категорий, тогда как изменчивая подвижность этих образов олицетворяет собственно диалектическую логику, то есть мысленное движение понятий и категорий. Вот почему его философское изображение мира приобретает иногда натурфилософский оттенок, а логика мышления весьма сближается с логикой научения — дидактической.