Тайна дразнит разум - [216]

— Не одолеть: он мыслитель, а я футболист.

— Нет! Ты ученик Калугина. Я, общаясь с ним, быстро поняла, что университетский курс философии — рояль без клавиш. Как мы играли на нем? — Она продекламировала с улыбкой:

Гегель странный был чудак,

Не поймешь его никак!

Диалектик он того…

Вверх ногами у него…

Диалектике было

В этой позе тяжело,

Но явился Фейербах —

И она уж на ногах…

Фейербах, Фейербах,

Браво, Людвиг Фейербах!

И продолжила:

— Больше ничего не помню. А тут один памятник чего стоит. Калугин сказал: «Тайна Тысячелетия — философская тайна». Ты как понимаешь?

Наконец-то я сообразил, что Берегиня здесь не ради меня; и я, не без досады, принял ее вызов:

— Трибуна стратегов учит: каждый вождь в тисках вопроса: «Что решает в наше время? Кадры? Недры? Автоматы?» Нет и нет! Последнее слово за незримой схваткой стратегий. Понял — неуязвим, не понял — пеняй на себя!

— Складно! Здравый вывод из Тысячелетия. Но ты не уловил главного. Даю еще попытку.

«Откуда у нее такая спесь?» — озлился я, соперничая:

— Вот диалектика в бронзе: великие герои не герои, если они не обеспечили Родине долголетие. Люди мира, хотите величия и долголетия — учтите опыт российский!

— Неплохо, Глебушка! Здесь фигуры так сплелись, что перед нами — русский Лаокоон. Все же орешек не расколот. Твоя последняя попытка.

— Ты что, тренер?! — взбунтовался я. — Судья?

— Хватит! — цыкнула она и так дернула мою руку, что электрический ток прошил тело до пяток. — Думай!

— Не буду!

— Тогда слушай! — Она вскинула глаза на монумент. — Калугин нашел засекреченную фигуру…

— Покажи!

— Встань спиной к восточной арке и вглядись меж статуй Ивана Третьего и Петра Первого. Кто в тайнике?

Я занял указанную позицию и, зыркая глазами, определил:

— Лежит воин со сломанным мечом.

— А за ним?

— Крыло ангела.

— А ниже? В глубине! Кто прикрыт с пяти сторон?

— Простоволосый. У него шкура на плечах. И колчан за спиной. То ли охотник, то ли воин.

— Это сибиряк! Тунгус из войска Пугачева.

— Откуда это видно?

— А ты вглядись. Что он делает?

Меняя ракурсы обозрения, я наконец-то разглядел:

— Прильнул руками к державе…

— Как?! Кто разрешил?! — возмутилась Берегиня, принимая позу императрицы. — Что тут происходит?

К памятнику приблизилась женщина с ребенком на руках. Но актриса вошла в роль Екатерины II и зло потрясла розами:

— Почему монархи стоят спинами к державе, а держава в руках тунгуса?! Тунгусы, верные Пугачеву, бились с моими войсками. Это же крамола — призыв к бунту! Пугачевщина! Убрать!

Вдруг гнев на лице Берегини сменился иронией. Теперь актриса потешалась над царицей:

— Это не все, ваше величество! Сибиряк не просто овладел державой, а еще оглянулся на Петра и как бы говорит: «Хоть ты и велик, а будущее за нами: любое царствование кончается царствованием народа!» И в этом тайна Тысячелетия России!

— Нет! — не сдавался я. — У тайны Тысячелетия есть разгадка. Перед нами в бронзе оракул судьбы человеческой. Вот планета! — Указал на бронзовый шар. — А планета — мать ритмов, говорит учитель. Прослушай пульс земли и храни ее мирное сердцебиение. А все нарушители мировых ритмов будут повержены, как эти меченосцы — ливонский рыцарь, татарин, швед и все, кто засылает в чужие страны смерть. Смотрите, люди! Земной шар в руках народа — только в этом всеобщее спасение! Вот философия тысячелетней России!

— Ого! Молодчина! — просияла Берегиня, признаваясь: — Я опасалась, что ты — тип, прозванный Некрасовым «диалектик обаятельный». Верю! Ты посвятишь роман своему учителю. Даже Сережа порадовал Николая Николаевича, преподнес стишок:

Я тобой горжусь,

Бронзовая Русь:

Вехи лихолетий,

Гений каждый третий!

Прочитав четверостишие, актриса снова взялась за меня:

— У тебя тоже талант. Учитель хвалил твой «Бунт статуй». Отметил фантазию, образность, мысль. Поверь, одолеешь роман!

— Когда? В глубокой старости?

— Читателя интересует не возраст автора, а новизна идей. Обычно романисты берут готовые философские положения, а твой герой — первооткрыватель. Создашь образ чародея диалектики!

— Кто станет читать?

— Все тянутся к мудрости, а тут еще поиск тайны Тысячелетия. — Берегиня розами обозначила контур монумента России. — Философия в бронзе! Чудо! Ну как, кудряш?

Поддаваясь соблазну, я смущенно сомкнул пальцы:

— Фамилия вице-губернатора… Сын дворянина…

— Ты сын революционерки. А если не нравится фамилия, возьми псевдоним, как твой дядя писатель Мстиславский. В Париже я познакомилась с гениальным шахматистом Александром Алехиным. Фамилия русская, не затертая и в то же время всемирно известная — готовый псевдоним. И звучит-то как: «Глеб Алехин»! Бери! А я, — она мечтательно прижала к себе цветы, — запишу калугинские афоризмы!

Одобрительно поддакнув, я радовался тому, что учитель не останется в одиночестве: на Севере с ним Берегиня.

Дорогой читатель, на XIV съезде партии, известно, победили ленинцы. Взяв курс на индустриализацию страны, они отвергли программу «новой оппозиции». Кстати, из новгородских делегатов только Клявс-Клявин проголосовал за «платформу» Зиновьева. Ленинградских коммунистов возглавил С. М. Киров. Он вернул Новгороду Ларионова, Мартынова и других активистов. А судьба Калугина трагична: на открытой воде Белого озера его убило молнией.