Услышав намерения хозяйки, Пасечник помотал головой, демонстрируя свой отказ. Я выжидающе посмотрел на мать.
— Две буханки белого! Не стесняйся, проси у тёти Зои свежей выпечки!.. — наказала она, определив мелочи место в кармане моей рубахи.
Я нехотя направился к калитке, как вдруг меня осенила безрассудная, но в то же время блестящая идея:
«Искать меня сейчас никто не возьмётся. Все знают, куда я отправился, а значит можно подсмотреть таинство».
Тотчас в голове родился гениальный план, от которого сердце застучало с такой частотой, с какой перестукивают колёсные пары мчащихся мимо нашей станции скорых поездов. Казалось, от волнения оно вот-вот вырвется наружу, однако решимости от этого у меня не поубавилось.
Завернув за баню, я припустил вдоль пристроек к загону, перемахнул изгородь и оказался в навозе. Новые перепачканные навозом ботинки меня нисколько не огорчили, я тревожился оказаться разоблачённым. Мне предстояло успеть расположиться на чердаке стайки до того, как Пасечник окажется в свинарнике. Перескоками я устремился к деревянной лестнице, приставленной к чердачному проёму сеновала. Птицей взлетел под крышу, высмотрел подходящую щель в дощатом настиле под ногами, упал и притаился.
Затея удалась. Но вот оказия: готовый встречать Пасечника в свинарнике, я никак не ожидал услышать скрип позади себя. Ко мне кто-то поднимался.
«Пасечник!..» — ужаснулся я, глядя как две торчащие жердины приставной лестницы чиркают по кромке лаза.
«Её надо опрокинуть!» — осенило меня.
Приди эта мысль чуть раньше, или замедли немного ход поднимающийся, и я бы непременно исполнил свои намерения. Словно паук на четырёх конечностях, я даже успел придвинуться к лестнице и приставить ногу, как вдруг, к моему удивлению из лаза показалась голова Ильи.
— Как ты меня нашёл? Я чуть было не опрокинул тебя! Что ты здесь делаешь?
— Трудно было не догадаться, в какой магазин ты отправился. Скажи спасибо, что я не раскрыл твою затею сразу. Немедленно спускайся или я сам скину тебя отсюда!..
— Постой! Давай вместе подсмотрим за Пасечником!..
— Хочешь распрощаться с жизнью и предать меня той же участи?! Пасечник знает своё дело, и посвящать в него точно никого не собирается.
— Да ты просто боишься!
— Боюсь?!
Не замедлив перейти к действиям, брат схватил меня за рукав, но я решительно отдёрнул руку. Не ожидавший отпора Илья упал рядом. Скрип открывшейся в хлеву двери успокоил нас. Захваченный любопытством, Илья вдруг потерял ко мне всякий интерес. Да и я успел быстро позабыть о нём, всё моё внимание привлёк человек с саквояжем.
В тускло освещённой стайке Пасечник остался наедине с откормленным, поросшим густой светло-бурой шерстью боровом, добавь которому клыки и он бы нисколько не отличался от дикого кабана. Знавший крутой нрав Гавроша, я был поражён его спокойствием. Забившись в угол, тот лишь изредка похрюкивал. Из-под густых, серовато-рыжих бровей тяжёлый взгляд хряка падал на незнакомца. Никакого бунтарства, одна лишь смиренность.
Человек с саквояжем скинул капюшон. Светлые локоны падали ему на плечи, подчёркивая аккуратные кукольные черты лица. Лёгким мановением руки он подозвал Гавроша и тот охотно подчинился. Изящные пальцы Пасечника скользнули по бронзовому запору саквояжа и тот со щелчком распахнулся.
Свет, вырвавшийся из сумки, разбавил полумрак зеленоватым свечением. И я вдруг ощутил странный, совершенно незнакомый, слегка пьянящий аромат, испытать который снова мне больше так и не довелось. Все тревоги отлегли, стало легко и благодушно, разум окутало безучастие. Однако, произошедшее следом вернуло здравый рассудок и перевернуло все мои представления о человеке с саквояжем. Немой доселе Пасечник тонким девичьим голоском взялся выдавать мерные строки:
Бескрайний дивный мир.
Обитель див и колыбель блаженства.
Полным-полно чудес в нём,
И места нет печали.
Путь каждого живого существа
Лежит сюда — во внеземное царство.
О том никто из вечных путников не знает,
А оказавшись в колыбели,
Приняв покой, в усладе с миром отдыхает.
Ручьи им льют поэмы, цветы благоухают,
И в утренней заре деревья исполняют альборады.
Зеркальные озёра возносят облака,
Вздымаются они, и, растворяясь, являют в небе дивные цвета.
Здесь каждому вопросу есть ответ,
Тут дивы раскрывают тайны.
И безудержных мыслей океаны в ответах обретают берега.
Эти совершенно безобидные слова будоражили моё воображение, хотя я прекрасно осознавал, для чего вершился весь этот ритуал.
С последним вздохом душа Гавроша покинула тело. Похоже, видимой её сделал тот самый зеленоватый свет. Тонкая полупрозрачная струйка воссоздала на ладони Пасечника прижизненный образ животного, правда гораздо меньшего размера. Подбоченившись, боров пошёл в пляс, залихватски перетаптывался, поочерёдно выбрасывал перед собой копыта, перескакивая со стороны на сторону. В общем, всячески выказывал радость обретённой свободы. Танец завершился виртуозным пируэтом с чудесным перевоплощением в крылатое существо.
Светящаяся голубая птица, похожая на павлина, расправила крылья и, сорвавшись с руки Пасечника, закружила над саквояжем. Чем ниже она опускалась, тем огромней казалась сумка: всепоглощающей, бездонной.
