Тайна Белого камня - [2]

Мишка тянулся за Левкой, сопел, кряхтел и уныло бубнил:

— Нашел заделье — болтаться по селу… Жарынь такая, пылища… Лучше бы посидели в саду, о разных случаях поразговаривали… Мамка квасу наготовила, вкусный, холоднющий… Или бы из рогатки постреляли… А то, как дураки…

Мишкино нытье в конце концов взбесило Левку.

— Ну бегемот, ну размазня! — кричал Левка. — Разве ты человек? Ты — муха, сонная жирная муха!

Ребята вернулись домой сумрачные и молчаливые. Мишка, поужинав, сразу же завалился в постель, а Левка еще облазил весь сад, порыскал по огороду, отпробовал морковки, гороху, огурцов. Лег спать поздно. «Ладно, — подумал он, засыпая, — дней впереди много… Завтра с утра на рыбалку… Куда-нибудь подальше…»

Солнце только-только поднялось над бором, а Левка уже был на ногах. Подошел к храпевшему Мишке, ткнул ему кулаком в мягкий живот.

— Вставай, Пантагрюэша. На рыбалку пойдем.

Мишка пробурчал что-то нечленораздельное. Однако Левка с новой силой давнул живот. Мишка вскочил, одурело глядя на Левку.

— Ты что? — закричал. — Ить больно. Кишки попортишь.

— В другой раз ногой наступлю, — пообещал Левка. — Быстро собирайся: на рыбалку пойдем.

Мишка недовольно засопел, однако перечить Левке не стал.

Взяв удочки, увесистую краюху хлеба, несколько огурцов, ребята вышли из дома.

— Веди на самые рыбные места, — потребовал Левка. — Знаешь, где они?

— Знаю. У смолокурки рыба — во! — Мишка широко развел руки. — Только далековато: километров семь отсюда.

— Ну и далеко! Пошли! К самому клеву поспеем. Мишка остановился, о чем-то раздумывая. Потом решительно произнес:

— Пойдем-ка лучше к Ваське-бакенщику. Ближе, да и места там такие… Не успеешь рыбу вытаскивать.

— К Ваське, так к Ваське. А кто он?

— Я же сказал: бакенщик. То есть, у него дед бакенщик, а Васька — дружок мой. Учимся вместе. Родионов его фамилия.

Ребята направились по узенькой тропинке, которая змеилась у самого бора.

Могила партизана

Шагалось легко. Ветер с реки освежал лица. Птицы уже завели свои веселые, нестройные песни.

Левка восторженно вертел головой по сторонам: красиво! Справа — бор, слева — река, широкая, многоводная. За ней, куда хватал взор, луга и степь. И весь этот простор был окутан светло-сиреневой дымкой, пронизанной золотом солнечных лучей.

Чем дальше шли ребята, тем все ближе бор придвигался к высокому и крутому берегу, оттесняя тропинку к самому обрыву. Левка глянул вниз.

— Ого, высота! Упадешь — костей не соберешь.

Он остановился, подставив себя упругому речному ветру, и тот, словно обрадовавшись, налетел, ударил в грудь, в лицо, сбил шляпу, которую Левка едва успел поймать.

— Ух, здорово! — захлебываясь, прокричал он. — Вот раскину руки и полечу, как птица!

Мишка остановился поодаль.

— Гляди, а то и в самом деле слетишь с обрыва.

Река блистала под солнцем живым разноцветным стеклом. Из-за крутого изгиба выполз маленький катеришко, таща за собой две большие баржи. Катеру, видимо, приходилось трудновато: он натужно тарахтел, сердито покрикивал, но продолжал упрямо идти на воду. Вниз по реке гордо плыл белоснежный пассажирский пароход. Вдали то и дело раздавались гудки и сирены других судов.

Вдруг из-за ветел, которые росли у самой воды, стремительно выскочила моторная лодка. Она, вздыбив нос, легко перескакивала с волны на волну. Однако на развороте что-то случилось с мотором — он раза два чихнул и заглох. Над водой повисла тишина. Лодка беспомощно закачалась на волнах.

Мишка неожиданно бросился к краю обрыва, радостно закричал:

— Дядя Федя!

Человек, сидевший в лодке, задрал голову. Увидев ребят, он заулыбался, помахал рукой и принялся заводить мотор, резко дергая за шнур.

— На Красный Яр, дядя Федя? — снова крикнул Мишка.

— Ага-а! — донеслось снизу.

Наконец мотор завелся, и лодка с силой рванулась вперед. Дядя Федя еще раз помахал ребятам. Фуражка у него лихо держалась на затылке, белая рубаха вздулась пузырем от встречного ветра.

— Эх, нам бы такую лодочку, — вздохнул Левка.

— Плавал я на ней. С дядей Федей. К Красному Яру на рыбалку ездили. Там нельма водится.

— Вот бы туда!

— А чего — и поедем! — хвастливо заявил Мишка. — Поговорю с дядей Федей, он возьмет. Дядя Федя знаешь какой? Для ребят ничего не жалеет. Мужик, что надо!

Тропинка вывела ребят на высокую гриву. Петляя меж толстенных сосен, она выбежала на небольшую полянку, будто запорошенную снегом — столько здесь росло ромашек. В центре поляны высился холмик, а на нем деревянный обелиск со звездой из потускневшей латуни. Левка остановился, спросил тихо:

— Что это?

— Не видишь — памятник.

— Кому?

— Партизану.

— Кто он?

— Откуда я знаю? Партизан — и все. Иди да посмотри!

Левка приблизился к могиле. Обелиск был сколочен из грубо отесанных досок. На одной из них вырезано корявыми буквами: «Здесь похоронен красный партизан. Август, 1919 год».

Левка задумчиво глядел на заросший ромашками бугорок.

— Может, здесь не один похоронен…

— Один. Его дед Андрей похоронил.

— Бакенщик? Так он его знает?

— Нет. Партизан сюда случайно попал. Раненный.

— А кто его ранил?

— Да не знаю я! Вот придем — у деда и спросишь.

Рассказ бакенщика

Дом бакенщика — добротный бревенчатый пятистенник под шиферной крышей — прятался в густых зарослях черемушника, рябин и желтой акации. Чуть в стороне, на тесном дворике, едва уместившись, стояли небольшой сарай и навес с сигнальным хозяйством. Почти от самого крыльца дома до реки вели широкие вырубленные в твердой земле ступени. Они обрывались у дощатого причала, вшагнувшего в воду двумя толстыми сваями. У причала, прикованные цепями, покачивались, лодки — весельная и моторная.