Глава 1.
БЕГАЮЩЕЕ ВЕРЕТЕНО
По небу вперегонки неслись темные клубящиеся тучи. В их неровных разрывах порою проглядывала наполовину ущербная луна, жидко освещая избы, напоминающие островерхие стожки сена, и грязную дорогу.
Была самая глухая пора. Даже неугомонные, злющие оглоблинские псы притихли, перестав перебрехиваться.
Ленька Спиридонов, мокрый до нитки и ошалелый от пережитых волнений, настороженно бежал по дну овражка, который тянулся поперек села. Этот овражек начинался у опушки бора на одном краю, а кончался, спускаясь к речке Елуньке, на другом. Он делил село на две неравные части: на большую Заовражную сторону, где жил Ленька, и на Старый конец. На Старом конце была сборная площадь с церковью, лавкой и сельским Советом. Избы там стояли большие и высокие, под деревянными, а то и под железными крышами, не то что на Заовражной стороне.
В овраге стояла темень — глаза выколи. Ленька то и дело натыкался на длинные и острые ветки, которых днем и в помине не бывало, спотыкался о какие-то корни, путался в цепких переплетениях трав.
Пакостно было на душе у Леньки. Нет, не от усталости или боли, хотя все руки и лицо в ссадинах и царапинах, — от обиды.
Нынче вечером поехал он с Яшкой, сыном своего хозяина Семена Лукича Заковряжина, и одноруким Васькой Першиным по прозвищу Култын в ночное на дальние луга, к Козьему ручью.
У Култына нет своих коней, и Ленька долго упрашивал Яшку взять его с собою просто так, для компании, для веселья, и дать ему коня, но Яшка ломался, морщил свой длинный нос в бледных веснушках, вздыхал, будто тяжко раздумывая. Согласился он после того, как Ленька, подставив ему свой лоб, разрешил дать себе десять щелчков.
— Ладно, пущай твой Култын едет. Токо уговор: вся работа-забота ваша.
— Чего там! Все сделаем...— согласился Ленька.
Ленька ужас как любил ночное. Хорошо там, в ночном-то. Вдоволь накатаешься верхом, а после, как спутаешь коней, вся ночь твоя, можно до утра не спать — никто слова не скажет. Вскипятишь на костре чаю со смородиновым листом, краюху хлеба достанешь, луку, соли...
За чаем рассказы всякие... А вокруг тишина, только невидимые кони пофыркивают да позвякивают боталами. Где-то за ручьем, в окутанных зябким туманом лугах, перепелочка посвистывает: «Спать пора, спать пора». А спать-то как раз и не хочется!..
Пока Ленька спутывал коней, Култын натаскал хворосту. Ленька разложил высокий жаркий костер, принес из ручья котелок воды, подвесил его над огнем. Стало весело и уютно. Яшка подсел к костру, подстелив под себя ватник. Сидел, по-совиному крутя головой, покрикивал на Леньку:
— Сбегай, нарви смородишнику. Да картохи не забудь испечь.
Когда собрались есть, из темноты выкатилась целая гурьба ребят. Впереди — косой Тимоха Ощепков, годов пятнадцати, задиристый и злой! Его сторонились и одногодки, и даже те, кто старше.
Дрался Тимоха нещадно и жестоко. И не пожалуешься, потому как отец Тимохи — Кузьма Ферапонтыч Ощепков — первый на селе богатей. У него двенадцать лошадей и полные амбары хлеба, чуть не каждый бедняк бежит к нему на поклон, за помощью. А всяким жалобщикам Кузьма Ферапонтыч отказывает без длинных разговоров: нету и все тут.
Вот и беснуется Тимоха, не боясь и не оглядываясь.
Ребята, как только увидели Тимоху, сразу притихли, поскучнели. Култын прошептал чуть слышно:
— Ишь, прилез косой, нужен больно...
А Яшка вскочил, разулыбался:
— Тимоша! Молодец, что пришел. Давай садись.
Ленька отодвинулся, освобождая ему место. Однако Тимоха не сел, а нагнулся над холстинкой с едой.
— Ого, богато! Попробуем...
Он схватил единственный Яшкин кусочек сахара и молча вырвал из Ленькиных рук жестяную кружку с чаем, нарочно сплеснув кипяток ему на колени.
Ленька дернулся, выкрикнул:
— Ты чего, с цепи, что ли?..
Тимоха слегка склонил голову, медленно навел на Леньку свой маленький косой глаз и пнул его в спину так, что тот отлетел в сторону.
— Пшел отсюда, пес приблудный.
Яшка так и раскатился мелким смехом.
— Ну, Тимоша! Здорово ты его!
Пока Ленька, морщась от боли, поднимался на ноги, Тимоха как ни в чем не бывало пил чай.
— Хорош. Со смородишником... Уважаю.
Яшка угодливо приговаривал:
— Пей, пей, Тимоша. Еще налью...
Тимоха хмыкнул презрительно:
— Надо будет — сам налью. Ишь, хозяин сыскался...— Обернулся к своим приятелям.— А вы чего стоите? Давай налетай.
Култын безропотно отдал свою кружку и отошел от костра. А Тимоха распоряжался, как у себя дома: делил картошку, хлеб, разрезал на кусочки сало, разломал шаньги. Но что самое обидное, взял Ленькин пирог, которым нынче вечером угостила его Варька Шумилова, надкусил, пожевал лениво и выкинул в темноту.
— Дерьмо. С моркошкой...
Тут-то и произошло такое, чего никто не ожидал: Ленька, этот тощий и хлипкий заморыш с большой ушастой головой на тонкой шее, вдруг бросился к Тимохе, вышиб у него из рук свою кружку, которую тот хотел было поднести ко рту, выкрикнул сиплым от напряжения голосом:
— Вот тебе, косая морда!
Тимохи просто оторопел от неожиданности и глядел на Леньку, глупо разинув рот. Пока он стоял так, Ленька не мешкая нырнул в темноту. Тимоха, опомнившись, кинулся вслед, но, пробежав несколько, остановился, закричал:
