Тайна Адомаса Брунзы - [16]

А д о м а с. А как ты думаешь?

Р и м а с. Я не хочу верить. Но мне нужна правда. Ведь, может, не было другого выхода? Нельзя было иначе?.. Но я должен знать.

А д о м а с (себе). Спокойно… спокойно…

Р и м а с. Я не хочу говорить спокойно! Вот что… Я вас сведу с этим бывшим узником. Пусть скажет в лицо! Такими словами не бросаются!

К с а в е р а. Перестаньте терзать друг друга! Вы и меня сведете с ума. Адомас! Как это было?

Освещение меняется. Мастерская. Статуи.

А д о м а с. Больше не могу… Надо сказать правду.

А д о м а с  2 - й. Скажи, что отец его предатель! А мать… спала с предателем.

А д о м а с. Это его убьет, и меня — тоже.

А д о м а с  2 - й. Клеймо предателя более живуче, чем человек. Оно переживет меня. Но должен ведь я разделить с кем-нибудь эту проклятую ношу? Мне она уже не по силам.

А д о м а с  2 - й. Хочешь переложить ее на плечи собственного сына?

А д о м а с. Я верил, что, сказав, где он скрывается, я не подвергаю его смертельной опасности, что Паулюс им уступит, как уступил я.

А д о м а с  2 - й. Тоже станет предателем?

А д о м а с. Я не мог поверить, что он выдержит такие муки и заплатит за это жизнью. Он ведь не выносил физической боли… Я мерил его по себе!

Освещение меняется.

Снова квартира Брунзы. Вечер. Перед  А д о м а с о м  двое — Р и м а с  и К с а в е р а.

А д о м а с. Был фашизм. Страшное время… Вам не понять, какое страшное, если вы через это не прошли… человек погружался в бездну…

Пауза.

Я не удержался на краю, как и тысячи других. Не сумел вовремя умереть. Не сумел стать мучеником, хотя мучили меня беспощадно. (Молчит.)

Р и м а с. Ну, а дальше?

А д о м а с. Тогда, в гестапо, под пытками, я назвал следователю адрес, где скрывался Даугирдас.

Пауза.

Ну, а теперь, Римас, делай со мной, что хочешь. Я готов ко всему.

Римас, словно защищаясь от удара, прикрывает руками лицо. Ксавера подходит и кладет ему руку на плечо.

К с а в е р а. Ну вот и все.

Р и м а с. Почему?.. Да… Вот и все? (Адомасу, тихо.) Как вы могли?.. Он был бы жив… У меня был бы отец… И еще посмели делать ему памятник! (Грозя кулаком.) Как вы смели?!

А д о м а с. Я вложил в этот памятник муки своей совести, весь свой талант, и он стал главным делом моей жизни! Говорят, что этот памятник — лучшее, что я создал, что он… прекрасен. Этот памятник должен был стать оправданием моей жизни… оправданием тому, что я остался жить… Но оправдания нет… Нет! И памятник должен быть уничтожен.

Римас пятится. Минуту он стоит, не говоря ни слова. Резко поворачивается и выбегает. Долгая пауза.

К с а в е р а. Который час?

Адомас не отвечает.

Который час?

А д о м а с. Без пяти девять.

К с а в е р а. Часы остановились. (Заводит.) Как нам теперь быть? Давай расстанемся по-хорошему. Сегодня я переночую у родителей.

А д о м а с. Ты уходишь?

К с а в е р а. Разумеется! Неужто после этого мне с тобой жить!

А д о м а с. Уходи!..

К с а в е р а. И уйду.

А д о м а с. С одним условием: как я сказал — порвешь с ним.

К с а в е р а. Ну, мой милый, это уж дело не твое.

А д о м а с. Если ты станешь его любовницей…

К с а в е р а (прерывая его). Почему любовницей? Почему не женой?

А д о м а с (едва владея собой). Он на тебе не женится. Я не дам развода… А если станешь с ним жить, я тебя убью.

К с а в е р а. Не убьешь. (Очень спокойно.) Не убьешь… Теперь уже нет.

А д о м а с (с яростью). Видишь мои руки? Они не проливали крови. Но, клянусь памятью его матери: если будешь с ним жить, я тебя убью!

К с а в е р а. Дай мне сигарету. (Закуривает.) Не убьешь. И не клянись памятью женщины, у которой ты отнял мужа. В наше время только дурак убьет жену из-за любовника. А ты вовсе не дурак. (Глядя ему прямо в глаза.) Ты — лицемер, трус, но не дурак. Я не произношу слово «предатель». Уж больно оно гнусное, язык не поворачивается. И скандала ты поднимать не захочешь — такая роскошь тебе не по карману. Мало ли что может выплыть наружу…

А д о м а с. Ну и цинизм… Хочешь меня шантажировать? Не выйдет. Я уж теперь ничего не боюсь. А этого мальчика бесстыжей девке не отдам!

К с а в е р а (серьезно). Много ты понимаешь! Может, только он меня от тебя и отмоет. Но вот чего я не соображу: с какой стати ты свою ревность прикрываешь трогательной заботой о чужом человеке?

А д о м а с. Чужом?.. Врешь, тварь!

К с а в е р а (в ужасе). Погоди… У меня и раньше мелькало подозрение… Нет, не может быть! Он твой сын? Скажи! Твой сын?

А д о м а с (упрямо). Нет! Нет!

К с а в е р а (опускаясь на стул). Скажи правду.

В комнату быстро входит  Р и м а с.

Р и м а с. Вы сказали, что памятник надо уничтожить. Как вас надо понимать? Говорите.

Адомас молчит.

Это вы серьезно? Или просто так, для красного словца?

А д о м а с (беззвучно). Памятник должен быть снесен.

Р и м а с. Но он уже стоит там, на площади! Я долго на него смотрел. Памятник прекрасен. Не все ли равно, кто его создал? Площадь не ваша мастерская. Он вам больше не принадлежит.

А д о м а с. Все, равно. Его надо снести.

Р и м а с. Чепуха! Я вернулся, боясь, как бы вы не затеяли какую-нибудь глупость.

А д о м а с. Сам я не умею уничтожать…

К с а в е р а. Ну, человека ты все-таки уничтожил!

А д о м а с. Донесите. Меня осудят, памятник снесут.