Тайна аббата Соньера - [70]

Беранже остолбенел. Как получилось, что он до такой степени осведомлен?

— Мы знаем достоверно, на что вы потратили все свое время, проведенное в столице, — продолжает Будэ. — Если мне будет дозволено так сказать, вы не обладаете особой скромностью. Мы должны немного притормозить такое поведение.

— А если я не хочу?

— Вы предпочитаете, может быть, чтобы епископство провело расследование, а мы позволили пяти иоашштам добраться сюда? Ну, вот видите. На чем мы остановились? Да, на восьмидесяти пяти тысячах семистах тридцати франках, мы вычтем из них восемьдесят тысяч, которые будут внесены на имя Пьера Моро, являющееся вашим вторым именем, вы не позабыли его?

— Я никогда ничего не забываю, — сердито говорит Беранже.

— Две тысячи франков будут перечислены мэрии…

— Почему?

— Чтобы заставить замолчать муниципальный совет. Вы скажете мэру, что эти деньги представляют сумму, вырученную за продажу манускриптов. Что касается остающихся трех тысяч семисот франков, вы используете их на обновление вашей церкви. По этому поводу мы вам дадим список ремесленников и предпринимателей, которых вы привлечете к работе. Вы знаете уже столяра Матье Мэтра; оставьте его, он предан нам. Среди тех, кому вы должны отдать предпочтение, фигурируют мастерские Жоржа Кастекса, занимающиеся украшениями, краснодеревца Оскара Вила и предпринимателя Эли Бота. Их счета будут на гораздо меньшие суммы, чем те, что вы им заплатите.

— Какую выгоду я получу из этого воровства?

— Безопасность. Повсюду люди будут спрашивать себя, откуда у вас такие средства. Некоторые не постесняются обвинить вас в должностных злоупотреблениях, в проведении незаконных обеден, в краже и прочих грехах. А обеспокоенная Церковь устроит вам процесс. Тогда вы должны будете искать оправдания. Величина счетов не должна быть выше всех сложенных вместе зарплат, которые семейство Денарно вам частично перечислит[40], различных пожертвований, поступлением которых мы займемся сами, и ваших личных доходов.

— Что за богатство? Эти три тысячи семьсот тридцать франков!

— Многие миллионы, Соньер. То, что вы найдете, не имеет цены. Сион, при моем посредничестве, займется тем, чтобы обратить найденное в наличные деньги, и вы получите процент, который позволит вам жить, как магарадже. Я достаточно ясно выразился?

— Да. Но ключи к манускриптам и репродукции мне совершенно не ясны.

Беранже берет Библию на одной из полок книжного шкафа и открывает ее. Какой-то листок вложен между украшенных миниатюрами пожелтевших страниц. Он вынимает его, разгибает и двумя пальцами поднимает перед глазами Будэ. Тщедушное личико старого аббата еще больше морщится. Его серые глаза исчезают под ресницами, зрачки сужаются до тех пор, пока не становятся похожими на две булавочные головки. Он читает и перечитывает три закодированные фразы, которые Оффэ вручил Беранже. Как и Беранже, он не понимает связи, которая может быть между этими фразами и репродукциями. Что связывает их с «Пастухами Аркадии», со святым Антонием, с папой Селестеном V? «Дагоберу II королю и Сиону принадлежит это сокровище, и оно есть смерть», — шепчет он.

— Предупреждение ясно! — говорит Беранже.

— Две другие фразы недоступны для понимания. В полдень голубые яблоки… Демон бала там натянул лук… Пуссен, Тенье, вот странный подбор художников… Пастушка, пастух для «Пастухов Аркадии», искушение, искушает для «Святого Антония», ключ находится в этих двух картинах.

Будэ поворачивается к репродукциям. Пастухи Аркадии, четыре персонажа, разглядывают могилу, на которой сделана следующая надпись «Et in Arcadia ego»: я также в Аркадии. В этом нет ничего необычного, так как для греческих пастухов смерть присутствует даже в их раю в Аркадии. Будэ качает головой. На другой картине в пещере святой Антоний погружен в чтение какой-то книги, тогда как демоны вокруг него пытаются оторвать его от нее… Пещера? Он наклоняется к портрету Селестена V, который правил только пять месяцев, прежде чем закончить свою жизнь отшельником в… пещере.

— Я вам составлю список всех пещер и гротов в регионе, — говорит он в заключение, немного раздосадованный. Ему больше нечего предложить.

— Ребенок пришел бы к такому же заключению, — говорит с издевкой Беранже. — Мне потребуется добрых двадцать лет, чтобы тщательно исследовать те, что нам известны. Найдите что-либо другое, Будэ, и предупредите меня… Я вас приветствую!

Беранже прячет свой листок в Библию, а Библию в книжный шкаф. Он покидает Будэ, который не прекращает изучать «Пастухов Аркадии», этот пейзаж, который он уже видел. Где-то спрятано сокровище, но где? Зарытое в невидимом подземелье или раздробленное из-за угрозы набегов потерявшими голову хранителями? Очень близко, может быть? Под пасторским домом или где-то возле этой деревни? И внезапно у Будэ озарение! Могила, пастухи, пейзаж… Ему надо все проверить, хотя это кажется невероятным: Он улыбается и низким голосом, язвительным от злобы, ворчит:

— У нас скоро будет к вам предложение, месье Соньер!

Когда он возвращается к своей повозке с брезентом, снег начинает снова падать, покрывая тонкой белой пленкой его старую кобылу.