Тайфун - [116]
— Если вы, святой отец, не пожалеете сил для своих прихожан, то и они отплатят вам любовью, — завтра же у вас будет все необходимое!
Отец Куанг скривился, словно от боли, и неловко потер спину. Лицо его чуть смягчилось, концом разговора он был доволен.
И вот жители селения Сангоай начали готовиться к празднику рождества. Они заготавливали бамбук для факелов, чинили зонты, рисовали ритуальные бумажные деньги, делали цветы. На лекарства отцу Куангу крестьяне собрали сто донгов, и Ням отнес их кюре. В каждом доме готовились к праздничному пиршеству! Волостной комитет, как и обещал Тиеп, внес свою лепту: пригласил из соседней волости самодеятельных артистов. Трудности возникли с церковным оркестром: Нгат заупрямился, не желая выводить своих музыкантов без платы вперед. Пришлось припугнуть музыкантов, сказать им, что можно договориться с оркестром из волости Тыонгдонг, и они согласились играть за десятку на брата.
Весь день двадцать четвертого декабря прошел в суматохе, которой жители Сангоая на своем веку, пожалуй, не видели. С раннего утра дети с вениками в руках подметали улицы и переулки. Парни и девушки сколачивали эстраду для приезжих артистов, устанавливали высокие шесты для флагов. Женщины кудесничали на кухнях. К вечеру все приготовления к завтрашнему шествию были завершены.
И вот наступил день праздника. Никогда еще Сангоай не был таким нарядным. Вдоль улиц через каждые десять метров стояли шесты с фонарями самой причудливой формы — одни напоминали тыкву, другие — бутыль, третьи — связку бананов. На каждом шесте развевались два флага: красный с желтой звездой посредине и бело-желтый. Церковные двери блестели от не успевшей высохнуть краски. На свежевыбеленных стенах церковной ограды пестрели лозунги. Возле эстрады установили столики, на которых грудами лежали бананы, апельсины и другое немудреное угощение. Все было готово. Староста Ням, которого прихожане выбрали распорядителем, носился сломя голову по всей деревне, удивляя односельчан прытью. Одно лишь тревожило Няма — настроение кюре. Получив сто донгов, тот, правда, не жаловался больше на болезнь, но радости особой тоже не выражал.
Ням прибежал домой, переоделся в церемониальное платье, водрузил на голову красивую шапку и степенной походкой направился к церкви. В густых кронах деревьев щебетали птицы, землю заливал свет нежаркого солнца. Все радовалось рождеству.
Ровно в два часа пополудни на церковном дворе ударили в барабаны и гонги. Верующие потянулись к церкви, укрываясь от солнца под большими зонтами. Некоторые несли на длинных шестах изображения богоматери, вышитые на полотнищах. Ням и два его помощника подошли к церковным дверям, чтобы встретить и приветствовать отца Куанга. В десяти шагах от дверей высился помост, заменявший в дни больших праздников кафедру, куда полагалось донести кюре в паланкине. Наконец двери распахнулись и из храма вышел отец Куанг, одетый в праздничную белую мантию. Ням и его помощники пропустили кюре вперед и пошли за ним следом. В голову процессии пристроились крестьяне, выбранные обществом для организации и устройства праздника. Завидев духовного отца, старики и старухи поспешно опускались на колени прямо в дорожную пыль и горячо молились.
Кюре сделал несколько шагов и остановился, не спеша обвел глазами нарядную толпу, стоявшую в благоговейном молчании, оглядел музыкантов и поднял глаза вверх. И тут все заметили, как благостное выражение на лице кюре сменилось гневом, смятением и даже страхом. Святой отец смертельно побледнел, вскинул руки в умоляющем жесте и воскликнул:
— Спаси и помилуй нас, господи, от такого кощунства!
Вскричав эти слова, он отпрянул и начал валиться назад, словно ему отказали ноги. Перепуганный Ням обхватил кюре обеими руками и поддержал его. Но отец Куанг, отмахиваясь, словно перед ним было страшное видение, пятился и бормотал, как в бреду:
— Спаси и помилуй нас, господи!.. Прости и помилуй!..
— Что случилось, святой отец? — раздались в толпе возгласы недоумения.
Кюре наконец пришел в себя и проговорил:
— Я служу одному господу нашему, дела мирские меня не касаются. Не имею права, не могу творить молитву, когда рядом с флагом Ватикана развевается коммунистический флаг. Это непозволительное кощунство, и увольте меня от участия в нем…
— Но это же флаг нашей родины! — сказал человек, шагнувший из толпы. — Ваши прихожане, святой отец, чтут красный флаг с золотой звездой, ведь мы проливали за него кровь… У верующих, господин кюре, тоже есть родина, которую они любят не меньше церкви… Это наше общее желание святой отец, — видеть два флага рядом…
— Нет-нет, не могу, мне плохо… — Кюре закрыл лицо руками, не желая видеть, что творится вокруг него.
Судьба праздника повисла на волоске. Ясно, если кюре откажется служить мессу, настоящего рождества во будет. А кюре, с трудом переставляя ноги, приблизился к паланкину и попросил отнести его домой. Раздались недовольные возгласы. Ням в растерянности топтался около кюре — сколько усилий и труда затрачено, и все насмарку! И вдруг он понял, что хитрый кюре притворяется, рассчитывая обмануть верующих. И старого Няма взяла злость, он подошел к отцу Куангу, который уже забрался в паланкин, и громко сказал:
Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.
Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.
Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.
В настоящий том библиотеки собраны лучшие произведения Нам Као и Нгуен Хонга, двух крупнейших мастеров, с именами которых неразрывно связано рождение новой литературы Социалистической Республики Вьетнам. Кроме повести «Ти Фео», фронтового дневника «В джунглях» Нам Као и романа «Воровка» Нгуен Хонга, в книге публикуются рассказы.
Эти романы, написанные один в 1955, другой в 1977 г., объединяет тема борьбы вьетнамского народа против иноземных захватчиков. Оба произведения отличает не просто показ народного героизма и самопожертвования, но и глубокое проникновение в судьбы людей, их сложные, меняющиеся в годину испытаний характеры.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти романы, написанные один в 1955, другой в 1977 г., объединяет тема борьбы вьетнамского народа против иноземных захватчиков. Оба произведения отличает не просто показ народного героизма и самопожертвования, но и глубокое проникновение в судьбы людей, их сложные, меняющиеся в годину испытаний характеры.