Тайфун - [115]

«Вот оно что! — подумал Тиеп. — Только почему же в прошлом году он ко мне с такой просьбой не обращался?»

А Ням, видя внимание со стороны собеседника, все больше одушевлялся:

— В прошлом году ходили мы на праздник в соседнюю деревню, где церковь есть и пастырь тоже. Далеко ходили, устали, праздник не в праздник оказался. Теперь у нас свой кюре. Нравится он тебе или нет, мы его за наставника своего почитаем и думаем, почему бы нам дома рождество не праздновать, неужели Тиеп нам запретит? Поработали мы хорошо, урожай большой собрали, рассаду вовремя посадили — разве не за что нас отблагодарить?!

— Да неужто я когда-нибудь против праздников был, дедушка? Я ведь возражал только, когда праздник не ко времени и людей от дела отрывает.

— Хорошо, если ты верующим навстречу пойдешь, можешь не сомневаться, они тебя всегда поддержат.

Тиеп задумался. После ошибок, допущенных в прошлом по отношению к церкви, он стал намного осторожнее. «Если крестьяне мечтают об этом празднике, — размышлял он, — и мы не станем им поперек дороги, лучше будет и им и нам: люди веселей работать начнут, а участие в празднике позволит нам лучше понять народ, его чаяния и трудности».

— Ладно, поговорю с Тхатом и другими товарищами. Уверен, что сумею убедить их в твоей правоте, дедушка Ням!

Довольный тем, как провел трудную беседу, Ням спешил в церковь, надеясь порадовать отца Куанга. В храме было прохладно и пусто. Ням прошел в ризницу. Кюре сидел на неубранной постели, закутавшись в одеяло. Ням вежливо поздоровался, кюре не ответил.

— Рад видеть вас в добром здравии, святой отец, — неуверенно выговорил Ням, сбитый с толку неласковым приемом.

Отец Куанг подавил в себе давнюю неприязнь к этому своевольному старику — как-никак деревенский староста, посредник между кюре и прихожанами.

— Проведать пришли, господин староста? Прошу, присаживайтесь, — кюре указал на скамейку, с края которой и устроился Ням.

Выпив чашку чая, предложенного ему отцом Куангом, Ням подробно изложил свои соображения о том, как, по его мнению, нужно бы отпраздновать рождество. Рассказал он и о своем разговоре с Тиепом. Кюре сидел полузакрыв глаза, на лице его, застывшем словно маска, не появилось ни проблеска радости или одобрения. После долгого молчания отец Куанг тяжело вздохнул.

— Очень жалко, что вы прежде не посоветовались со мной. Мое мнение другое: незачем нам устраивать пышные празднества, и рождество — не исключение.

Пораженный Ням даже вздрогнул.

— Как вас понимать, святой отец?

— Так и понимайте! Главное для крестьян — труд, он их кормит, он и приносит радость. Богатых людей теперь в деревне нет, а возлагать непосильные траты на бедняков церковь не вправе. Смирение и скромность прежде всего, уважаемый господин староста!

Во время этой отповеди Ням пришел в себя и даже разозлился, и это придало ему смелости.

— Боюсь, что верующие будут удивлены вашим мнением, святой отец, — возразил он. — Конечно, мы в Сангоае не богачи, но праздник рождества бывает раз в году. Сейчас деревня не бедствует, потрудились мы неплохо, и каждая семья может потратить на праздник несколько донгов… Тем более что все ваши прихожане ждут этого праздника-Кюре был по-прежнему мрачен.

— Если на увеселения у них найдется несколько донгов, то почему их нет на подношения своему храму?! — желчно спросил он.

— Святой отец, вы говорите о другом, и я не хочу обсуждать этот вопрос. Скажу лишь, что дело, наверное, не в одних прихожанах… — Он помолчал и, видя, что кюре выжидает, продолжал: — Отстранившись от участия в празднике, вы, боюсь, оттолкнете от себя многих прихожан, которые пока еще видят в вас своего духовного пастыря… К тому же нам обещали поддержку местные власти.

Кюре неожиданно перевел разговор на другую тему.

— Сплошные огорчения обрушиваются на меня в вашей деревне. Я прибыл сюда исполненный светлых надежд и веры. Мне казалось, что вокруг меня достойные, надежные люди. Но, увы, одни потерпели за веру, других, как нашего друга Хапа, сразил тяжелый недуг, третьи отвратили лик свой от храма и перестали быть истинными ревнителями веры…

Произнеся эту тираду, кюре помолчал, пытаясь понять, произвел ли надлежащее действие на Няма намек, сделанный им. Однако Ням сделал вид, что не понял, о ком идет речь.

— Я знаю, что досточтимый Хап болен, — произнес Ням.

— Да, он был лучшим из моих прихожан. Я томлюсь душой вместе с ним, надеясь дождаться дня, когда его сын, добродетельный отрок Фунг, облачится в сутану.

«Только болезнь и спасла Хапа от тюрьмы», — подумал Ням, а вслух сказал:

— Да, святой отец, все это очень печально, однако не отменяет рождества. Прихожане ждут, что вы примете достойное участие в празднике.

— Опять вы об этом, — недовольно поморщился кюре. — Но я очень болен, меня гнетут всякие заботы — отсутствие щедрых пожертвований на храм, потеря близких мне людей и многое другое, всего не перечесть… Я запомню ваши слова, господин староста, и если здоровье позволит мне, приму участие в шествии… У меня нет нужных лекарств, мне почти нечего есть…

Обрадованный Ням хорошо знал, что от голода кюре уж никак не страдает, однако горячо воскликнул: