Тайфун над пограничной заставой - [21]

Шрифт
Интервал

— Стихов совсем нету. Кто-то вверху, — он показал пальцем на потолок, — считает, что поэзия солдатам противопоказана. Разве что строевые песни. Про шпионов да про нарушителей границы — вот это книжки, а стихи — кому они нужны!

— Вы, наверно, сами стихи пишете?

— Балуюсь в свободное от службы время.

— Прочитайте что-нибудь.

— В другой раз... Вон младший лейтенант приближается. По «Спидоле» слышно.

Невиномысский решительно распахнул дверь в комнату.

— Константинов? Чем занимаетесь?

— Конспект составляю, товарищ младший лейтенант.

— Конспект — это хорошо, продолжайте...

Тут Невиномысский заметил Тоню — ее закрывала дверца книжного шкафа, — и его круглое лицо расплылось в приятной улыбке.

— Книжечку выбираете?

— Особенно не из чего выбрать, Владимир Павлович... Бедненько что-то у вас.

— Ну что вы, Антонина Кирилловна! Вот классики марксизма-ленинизма... Другая политическая литература. И художественная есть.

— Стихов, солдаты жалуются, мало.

— Кто это жалуется конкретно? Не Константинов ли?... А ну-ка, Константинов, покажите свой конспект!

Младший лейтенант решительно подошел к солдату и взял со стола тетрадку.

— Это называется конспект, Константинов! — лицо Невиномысского покраснело. Он посмотрел на Тоню. — Стихи это, а не конспект. Наряд вне очереди! — крикнул он, снова переведя свой взгляд на солдата.

— Я, товарищ младший лейтенант, конспект в стихах решил написать, — сказал Константинов, снисходительно глядя на офицера.

— Два наряда вне очереди! — Невиномысский рассердился еще больше. — Безобразие! — он круто повернулся и быстро направился к выходу.

— Ну вот... — Константинов весело посмотрел на Тоню. Очевидно, два наряда вне очереди не произвели на него большого впечатления.

— Вы на самом деле стихи писали? — спросила Тоня.

— На сей раз нет. Записывал «Марсельезу» по памяти... «Алён, занфан, де ля патри...» — пропел о» тихонько.

Тоня удивилась.

— Вы знаете французский?

— Немного... Хочу после увольнения в иняз поступить.

— Там конкурс большой.

— Ничего, как-нибудь выдержу.

— Давно занимаетесь французским?

— Как вам сказать... В детстве, Антонина Кирилловна, родители хотели из меня человека сделать. Француженка на дом приходила. Такая, знаете ли, дореволюционная старушенция Тереза Ульяновна. Я, понятно, уроков не учил. А теперь жалею. Вот пытаюсь наверстать то, что упущено по собственной дурости.

— Я, пожалуй, смогу вам помочь, хотите? — спросила Тоня по-французски.

Константинов недоверчиво посмотрел на нее — не шутит ли жена начальника заставы?

— Я отделение французского языка закончила, — сказала Тоня.

— Вот оно что... Хочу, конечно. Только разрешат ли.

— Почему не разрешат? Я поговорю с... начальником заставы, — Тоня запнулась: она хотела сказать «с Васей».

— Спасибо, Антонина Кирилловна... Тут ни одной французской книжки, понятно, нету. Просил замполита выписать, так он удивился. Зачем на заставе французские книги? Другое дело русско-японский разговорник. Этот есть. На случай, если японского шпиёна споймаем.

— Я вам «Тартарена из Тараскона» могу дать. Осилите? — спросила Тоня.

Константинов сразу не ответил, а подошел к книжному шкафу и, почти не глядя, достал томик Доде.

— Возьмите с собой, чтобы я, случайно, не облегчил себе работу, если получу обещанное.

Тоня улыбнулась.

— Возьму потом. А пока вы сами прочитайте, чтоб переводить легче было.

— Случаюсь, Антонина Кирилловна! — он комично вытянулся, козырнул и вдруг, казалось, без причины рассмеялся. — Тереза Ульяновна учила меня по старорежимному учебнику мадам Марго. Может, слышали? Там были такие диалоги. Вопрос: «Что за шум в соседней комнате?» Ответ: «Это моя престарелая тетушка гложет свою кость». Или еще: «Как ваше здоровье?» «Благодарю вас, Генрих, я здоров, но моего дядюшку съели тигры».

Тоня хохотала весело, долго, до слез, которые вытирала своей маленькой рукой, и на этот неожиданный смех прибежал младший лейтенант.

— Ах, это вы, Антонина Кирилловна!.. — он недоумевающе, растерянно посмотрел сначала на нее, потом строго, начальственным взглядом на Константинова. — Что случилось?

— Ничего особенного, Владимир Павлович, — ответила Тоня. — Просто мне рассказали очень смешную историю...

— А-нек-дотами занимаетесь? — перебил Невиномысский и в упор поглядел на солдата.

— Никак нет, товарищ младший лейтенант, — французским языком. — Бонжур, же сюи вотр тант. Прене вотр пляс, ассейе ву. Алён, занфан, де ля патри... — выпалил он.

Тоня не выдержала и снова рассмеялась.

Юное и без того румяное лицо Невиномысского покраснело, он подумал, что в непонятных словах заключалось что-то обидное, и растерянно, так что Тоне стало жалко младшего лейтенанта, посмотрел на нее.

— Что он сказал? Что-нибудь про меня?

— Что вы, Владимир Павлович! Просто набор фраз: «Здравствуйте, я ваша тетя... Садитесь, пожалуйста... Вперед, ребята, за отечество».

— Безобразие! — возмутился младший лейтенант. Он хотел тут же назначить Константинову еще один наряд вне очереди, но Тоня опередила его.

— Владимир Павлович, тут я виновата, меня и наказывайте.

— Ну что вы, Антонина Кирилловна, как я могу вас наказывать, придумаете ж такое!

Невиномысский вдруг успокоился и уже без раздражения посмотрел на солдата.


Еще от автора Георгий Васильевич Метельский
Доленго

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


До последнего дыхания

Георгий Метельский — автор многих книг о наших современниках, а также исторических повестей о Т. Шевченко, А. Мицкевиче, С. Сераковском, П. Смидовиче (две последние вышли в серии «Пламенные революционеры»). Новая повесть писателя рассказывает о короткой, но яркой жизни И. Фиолетова — активного участника борьбы за Советскую власть в Азербайджане, одного из двадцати шести бакинских комиссаров. Писатель показывает, как простой рабочий мальчишка, начавший трудовую жизнь на нефтяных промыслах Черного города, вырастает в видного политического деятеля.


По кромке двух океанов

Путешествие по Северу и Востоку России 1978 г.Автору, писателю и путешественнику, довелось проехать вдоль северного и восточного побережья нашей страны. Обо всем увиденном - о природе, о новых городах, о людях, осваивающих эти суровые края, - он рассказывает в своей книге.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.