Таякан - [21]

Сейчас же, наблюдая за мечущимися по стенам ранчо тенями и вспомнив слова супермена: «Каждый сам за себя», Ричард, усмехнувшись, подумал о том, что супермен, наверное, никогда по-настоящему не тонул в болоте...

— Что ты там застрял? — окликнул его Дуглас. — Сбрось рюкзак и принеси сухих щепок или досок. Что-нибудь найди...

— В такой дождь сухие ветки только в райском саду.

— Да? — Дуглас заканчивал расправу со змеями. — Смотри не ухвати за хвост одну из этих красавиц. Мы их лишили теплого ночлега. Поэтому досады в них сейчас как яду.

Когда маленький костер заиграл красными языками, Дуглас достал из-под куртки целлофановый мешочек с порошком коричневого цвета.

— Это и есть знаменитый партизанский пиноль. Берем кукурузную муку, смешиваем ее с порошком какао и сахаром, — и пиноль готов. Тащи, компа, пару больших чистых листьев — назначим их тарелками.

Когда порошок горкой лег на глянцевые листья чагуите, Дуглас залил их водой и подал Ричарду выструганную из ветки маленькую лопатку:

— Теперь отведай, да не морщись брезгливо! Ешь и слушай...

Членом Фронта[9] я стал за пять лет до революции. Сначала был на подпольной работе в Леоне. Потом ищейки Сомосы меня заприметили, и товарищи переправили к партизанам в сельву. Нет, эрмано, сельва — это больше, чем горы и лес... Если где и вырастают новые люди, так это здесь. Шли мы, компа, по тропе, смотрел на тебя и вспоминал свой первый поход. Что такое городской житель в горах — ты уже понял! Так вот, вел меня к партизанам местный крестьянин. И шел я за ним, плелся, падал и полз четыре дня. Ливень такой же был. Качаюсь от усталости и болячек, проклинаю крестьянина, а он одно твердит: «Надо торопиться, компаньеро. Дождь кончится, начнутся гвардейцы Сомосы». К концу второго дня, помню, упал без сил мордой в лужу. Ружьишко мне товарищи в дорогу дали. Так, дрянь — не оружие. Плохо тогда у партизан с этим делом было. Так вот, лежу, ружье в стороне, ствол забит грязью. Появись в этот момент гвардейцы — взяли бы теплым. Крестьянин — один из лучших партизанских проводников (через год его выдал предатель и сомосовцы расстреляли проводника вместе с семьей) взял ружье и помог мне встать. Подкрепиться, говорит, надо. Выбил он грязь из ствола и первым же выстрелом сбил мокрую обезьяну с ветки. Пока я с костром мучился, он тушку разделал. Рожа у обезьяны, ну, как у высохшей старушки. Говорят, есть страны, где мясо обезьяны чуть ли не деликатес. Я ел и старался не дышать, глотал почти не жуя, кусками. И веришь ли, именно тогда понял, что борьба наша с диктатором — это еще и борьба с собой. Победи себя — и нет тебя сильнее. Понимаешь? Нет!

Не давись, не давись, эрмано, — Дуглас хитро подмигнул. — А вот больную ногу тебе показать придется. «Да, да, я успел оценить твое терпение. Шаг к победе ты уже сделал...

Пиноль оставил на листе пятно белого цвета. Пустой целлофановый пакет Дуглас бросил в костер, так что на новую порцию рассчитывать не приходилось. У костра мокрая одежда не казалась такой холодной и чужой. В стенах заброшенного ранчо Ричард почувствовал себя спокойнее, защищенней, не то что в сельве.

Пахло прелым деревом, мышиным пометом и сыростью.

«Ушел человек из ранчо, — мысли у костра текли расслабленно, — а ранчо не обиделось. Старое, ветхое, оно устояло под ливнем, укрыло нас с Дугласом. Чье оно? Как жили здесь люди?

Наверное, — Ричард старался представить голос этого человека, — дом построил ранчеро — пришлый крестьянин, которому помещик (так было до революции) выделил кусок земли на территории своей асьенды[10]. Пришлым доставалось. Земля, постройки, одежда на детях ранчеро — все здесь принадлежало помещику. Самым большим преступлением диктатора было то, что он отказал крестьянину в земле. Так говорил Ричарду отец. А отказать в земле означало породить мертвецов при жизни. Крестьянин без земли — мертвец».

— Дуглас, скажи, как ты думаешь, чье это ранчо?

— Чье? Имени не назову, но, надеюсь, одного из тех, кому революция дала землю. А ушел он отсюда потому, что боялся. Нагрянут контрас — сожгут урожай, а самого угонят в Гондурас.

Ты что-нибудь слышал о новых крестьянских поселках в безопасной зоне? Дома, участки земли — для крестьян-беженцев бесплатно. Так решило правительство. Бери, сей фасоль, выращивай юкку. Думаю, там и живет сейчас хозяин ранчо. Кому-то житье там не понравится. Что ж, прогоним контрас — возвращайся, товарищ, на свое ранчо. А чтобы крестьянин мог вернуться и собирать со своей земли три урожая, чисти карабин, компа.

Проверив, как Ричард почистил оружие, Дуглас скомандовал:

— А теперь приказываю снять ботинок!

Вместе они стянули с ноги разбухший от воды и мокрой глины ботинок. Ногу, посиневшую в щиколотке, Дуглас ощупывал осторожно, можно сказать, деликатно.

— Перелома, сынок, у тебя нет. Перетянем покрепче и все-таки пойдем дальше.

Дуглас впервые назвал Ричарда сыном и, смутившись, заторопился:

— Один хороший переход, товарищ, и мы на месте.

Через час пути они потеряли ориентир и, попетляв в мокром, колючем кустарнике, поняли, что заблудились. Фляги оказались пусты, и воду пили с листьев чиломате. Тупая боль в ноге Ричарда устоялась, и, беспокоясь, что мальчишеских сил не хватит, Дуглас приказал отдать ему еще один ящик с патронами.