Таверна «Ямайка» - [9]

— Вот это да, — произнес он. — Прекрасно сказано, в самом деле. По крайней мере, знаешь, с кем имеешь дело. Кошечка не любит, чтобы ее гладили против шерсти. Ха, ха! У нее острые коготки, оказывается… Это мне даже нравится, это мне подходит. Да мы с тобой очень похожи, больше, чем я думал. И если уж придется вести игру, это будет обоюдная игра. Возможно, в «Ямайке» для тебя найдется и такая работа, которую тебе еще не приходилось делать. Мужская работа, Мэри Йеллан. Тебе придется играть со смертью, дорогая.

Мэри услыхала, как тетушка за ее спиной тяжело дышит.

— О, Джоз, прошу тебя, прекрати! Умоляю тебя!

В ее голосе была такая мольба, что Мэри с удивлением обернулась: тетя Пейшенс вся подалась вперед и делала мужу знаки, чтобы он замолчал. Ее всю трясло, в глазах застыл ужас. Это еще больше напугало Мэри — ее начало лихорадить, она чувствовала себя совсем разбитой. Что привело тетушку в такую панику? Что собирался сказать Джоз Мерлин? Она поняла, что не успокоится, пока не получит ответ, несмотря на сдерживавший ее страх. Джоз нетерпеливым жестом остановил жену и указал ей на дверь.

— Иди спать, Пейшенс, — сказал он. — Мне надоело смотреть на тебя, уродину. Мы с этой молодой леди вполне понимаем друг друга.

Женщина беспрекословно поднялась из-за стола и направилась к двери, в глазах ее застыло отчаяние. Шаги уже звучали на лестнице. Джоз и Мэри остались одни. Он отпихнул свой стакан и тихо положил локти на стол.

— У меня есть одно слабое место, и я тебе признаюсь в этом, — сказал он. — Это спиртное. Это мое проклятие, я знаю. Я иногда не могу остановиться. Когда-нибудь это меня доконает, и поделом. Иногда меня подолгу не тянет к вину, я пью в меру, вот как сегодня. Потом вдруг на меня находит, и я пью часами подряд. Тогда я чувствую себя всесильным, неотразимым, испытываю такое блаженство, словно на меня сошла божья благодать. Во мне появляются силы, и я мог бы повелевать миром. Это ад и рай. В эти минуты меня прорывает, развязывается язык, и я могу выболтать все свои секреты. Тогда я запираюсь в своей комнате, выкладываю в подушку все, что у меня накопилось на душе. Твоя тетушка меня запирает. А когда трезвею, то стучу в дверь, и Пейшенс меня отпирает. Об этом никто не знает, кроме нас двоих. Теперь об этом знаешь ты. Я тебе рассказал, потому что я немного пьян и не могу держать язык за зубами. Но я не настолько пьян, чтобы совсем не соображать, чтобы открыть тебе, почему я живу в этой глуши и держу таверну «Ямайка».

Голос Джоза стал сиплым, он говорил почти шепотом. Торф догорал в печи, и длинные тени поползли по стенам кухни. Свечи тоже догорали, и в тусклом свете тень от огромной фигуры Джоза Мерлина на потолке казалась зловещей. Он ухмыльнулся и состроил рожу.

— Да, Мэри, этого я тебе не сказал. У меня еще не совсем отшибло ум, и я не так прост. Если хочешь узнать побольше, спроси у своей дорогой тетушки. Она тебе наплетет. Я слышал, как она тут расписывала, что у нас собираются приличные люди, а наш сквайр снимает перед ней шляпу. Ха, ха! Это все ложь, все ложь! Я тебе не скажу всего, ты сама узнаешь со временем. Но знай, если бы он встретил меня на дороге, он бы перекрестился и пришпорил коня. И все добропорядочные жители округа сделали бы то же самое. Сюда теперь не заезжают кареты, даже почту не привозят. Меня это не волнует, у меня достаточно посетителей и без них. Чем меньше здесь благородных, тем лучше. Пить у нас есть что, слава Богу. В субботу вечером в «Ямайке» всегда собираются люди. Ну, а кое-кто на болотах запирается на все замки. И они спят, заткнув уши пальцами. А бывают ночи, когда во всех окрестных домах темно, и на мили вокруг не увидишь освещенного окна, кроме как в таверне «Ямайка». Говорят, что в такие ночи крики и пенис долетают до самого Ратфорта. В эти ночи ты будешь прислуживать в баре, если захочешь, и увидишь, какая компания здесь собирается.

Мэри сидела, не шевелясь, вцепившись руками в стул. Она боялась шелохнуться, чтобы снова не вызвать внезапную смену его настроения, которая ее так пугала. Она боялась нарушить этот доверительный тон, боялась, что этот человек снова превратится в грубого забияку.

— Они все меня боятся, — продолжал он, — все до одного. Они боятся меня, а я никого не боюсь. Если бы у меня было образование, если бы я получил хорошее воспитание, я мог бы занять место рядом с самим Георгом, королем Англии. Меня губит пьянство, пьянство и мой буйный нрав. Это наше проклятие, Мэри. Ни один из Мерлинов еще не умер естественной смертью в своей постели. Моего отца повесили в Эксетре — он что-то не поделил с одним человеком и убил его. Моему деду отрезали уши за воровство, выслали его в монастырь в тропики, где он сошел с ума от укуса какой-то ядовитой змеи и там умер. Я старший из трех братьев, мы все родились на ферме недалеко отсюда, в Килмаре, за Болотом Двенадцати Молодцов. Это как идти на Восточное Болото до Ратфорта, там ты наткнешься на огромную глыбу гранита, напоминающую по форме лапу дьявола, она торчит прямо в небо. Это и есть Килмар. Если бы ты там родилась, ты бы тоже стала пить, как я. Мой брат Меттью утонул в Болоте Треварта. Мы думали, что он ушел в море, подался в матросы, от него не было никаких известий, а потом летом выдалась засуха, семь месяцев не было дождей, и Мэттью нашли там на болоте, над ним кружили хищные птицы. Мой младший брат Джем, черт бы его подрал, был тогда еще ребенком, держался за материнскую юбку, а мы с Мэттью были уже взрослыми. Мы с Джемом никогда не говорила по душам. Он себе на уме, язык у него хорошо подвешен. Мы не видимся почти. Но будь уверена, его поймают когда-нибудь и вздернут на виселице, как отца.