Таун Даун - [70]
Сэма убили! Канаду спасли, а Сэма не уберегли! Сэм… милый добрый Сэм. Вся вина его в том, что он, видите ли, маньяк. Подумаешь! Я знал множество людей, которым бы не помешало стать маньяками… Хоть что-то в своей жизни улучшить! Исправить… Да, Сэм любил вылавливать на улицах ночного Монреаля шлюшек в военных куртках и рок-н-ролльных ботинках. Да, он выискивал их у SAQ-ов… Ну насиловал. Ну убивал. Но в остальном – это был настоящий святой. Я видел над Сэмом нимб! Клянусь, нимб… Грудь разрывают рыдания. Руки трясутся. Самое страшное – никому и не расскажешь. Убили Сэма тайком. Подлые годдамны… Англичашки сраные, совсем с ума посходили! Шуток не понимают! Дело происходило, рассказывает мне ошалевший Солнцеед, таким образом. Когда мы с Малышом Дауном покинули помещение – кстати, по-английски, – старый добрый Сэм встревожился. Даже тогда, за несколько часов до своей смерти, он думал о ком-то еще… О нас он думал! Обходил зал, тактично постукивал грузчиков по плечу пальчиком. Тук-тук, я твой друг. Прости, дружище, не видал ли ты Владимира и его Малыша Дауна? Нет? Ну ладно, долби сучку дальше… Сэм пропадал… растворялся в полутьме зала… тьма шевелилась, стонала, охала. Все трахались. Слиплись комом червей. Даже Лаврилка не выдержала – это я ее раздрочил, я! – и прошлась язычком по парочке наших коллег. Да и по бойцам Армии Освобождения Квебека тоже. Единственным, кому не досталось, оказался Джастин Тюрдо. Лидер Либерально-Консервативно-Демократическо-Экологической Партии Канады! Он всегда просил, чтобы его имя упоминали исключительно в контексте партии… Раз так, я просьбу выполняю. Лидер Либерально-Консервативно-Демократическо-Экологической Партии Канады Джастин Тюрдо, оттрахав парочку проституток из кордебалета «Канадиен», вызвал лимузин и скрылся в ночи. За ним потянулась вереница прихлебателей. Докер тоже пропал… А вот Делин Сион осталась! Ее собрали по кусочкам – заставили всех фанов вернуть по клочку, что на память прихватил. И она ожила! Безутешная, рыдала на сцене, рассказывая всем, как умирает от рака ее муж. Никто не плакал. Он ведь уже лет сорок умирает! Все от того же рака! Давай-ка, сестричка, лучше поиграем в зверька о двух спинках, предложил Делин кто-то, и певичку стащили в зал. Перед тем как ее ляжки сверкнули над месивом тел, Делин успела выкрикнуть что-то про вечную признательность, которую будет испытывать к своему Ренош, показавшему ей мир… Тут рот ее открылся, и в него присунул кто-то из моих приятелей. Делин даже и тогда не смогла замолчать. Мычала что-то на манер шотландского гимна. Или ирландского?.. Не поймешь. Зависит от корней. В Канаде все гордятся своими корнями, потому что больше им гордиться нечем. Ведь настоящий – единственный честный – корень этой страны они обрубили. Да, я снова об индейцах. Итак, Сэм бродил по залу, спотыкаясь о трахающихся участников вечеринки… поскальзывался на шелковых флагах… остатках конфетти… и лицо его постепенно мрачнело. Он буквально предчувствовал свой конец, говорил мне, плача, Солнцеед. Тот, хоть и скопец, а человеческих чувств не утратил. С вечеринки не ушел, жрал колбасу тайком со столиков, потом прошелся языком по всем яйцам и щелям, которые только сумел в темноте нащупать. Но что там Сэм? О Сэм. Добрый, честный Сэм. Всего лишь маньяк. Клянусь, я бы ему свою жизнь… детей своих доверил. И дело вовсе не в пресловутой честности. А Сэм был честен. Дело в том, что он прямо глядел в глаза своей судьбе и не отворачивался от нее. Нынче, в век лжи, это дорогого стоит! Он не врал себе, не прятал пустоту или правду – а это одно и то же, кстати! – за селфи в социальных сетях или попытками раздуть свое эго соломинкой через задницу при помощи покупок в кредит… социального и личностного роста… тому подобного дерьма… Сэм честно признавал – себе! самое главное, это дать показания себе самому! ты сам – лучший для себя следователь, Порфирий Иванович – что он сексуальный маньяк. А обозначить проблему – практически ее решить. Он мог себя контролировать. Ну ровно до тех пор, пока не терял над собой контроль. Но он отличался от массы уже тем, что четко понимал – контролирует он себя или уже перестал. Я любил Сэма. Конечно, говорю я, утирая слезы, он был вдобавок ко всему еще и… Ну как бы… Короче…
Толпа грузчиков, которая собралась хоронить Сэма, сочувственно молчит. Грязные, оборванные, в старых кроссовках, заляпанных строительной пеной куртках, порванных джинсах, в свитерах с оттянутыми рукавами, с грязными ногтями, с пропыленными лицами… Выглядим, как толпа рабов, собравшихся похоронить тайком Верцингеторигса, удавленного на площади на потеху хозяевам. Ненавистный Рим! Вот его огни, горят в долине… А мы стоим на вершине холма Монт-Рояль, с которого открывается чудесный обзорный вид на Монреаль. Увидеть его можно в «Википедии». Еще – в профайлах всех молдаван, перебравшихся в Монреаль. Они там фотографируются. И так и этак. Прямо под каменной стеной, на которой их жены принимают соблазнительные позы на фоне небоскребов, – гора мусора. Но это так, к слову. Ночью вид открывается и правда великолепный. Мы с грузчиками решили похоронить Сэма именно здесь. В конце концов, разве не для того приехал в Квебек каждый из нас? Покорить Монт-Рояль… Стать царем этой горы, властелином этого города… Жестоким, чужим, надменным Римом отторгает он нас как союзников и принимает как рабов. Ему нужны наши тела, а на души клал он с прибором. Таким же ровным и аккуратным, как пробор на голове Лидера Либерально-Экологически-Демократической Партии Канады Джастина Тюрдо. И вот мы над этим городом… Над его огнями… И Сэм, черный Сэм, лежит на груде одеял, которые мы пропитали благовониями и самыми дорогими маслами, которые только смогли украсть во время перевозок за пару предыдущих дней. Весть о гибели Сэма разнеслась по Монреалю меньше чем за сутки. Грузчики передавали ее из уст в уста, из рук в руки, когда передавали коробки и вещи, она тянулась между нами черным траурным страпом… Город гудел! Волновался! Ведь все мы любили Сэма, хоть он и был… Был… Как бы это… Малыш Даун тактично кашляет. Он стоит за мной в черном костюме и черных же очках. Мы с ним единственные, кто оделся, как приличествует случаю. Остальные приехали с погрузок. Некоторые еще и не закончили! Вещи собрали, а по пути ко второму адресу остановились тут, на горе Монт-Рояль. Малыш Даун снова кашляет, и мне приходится начать выбирать, наконец, выражения… Подбирать… Друзья мои! Сэм был… Был… В общем, кхм, негром. Да… Черная задница была у Сэма. А уже в цвет заднице – как женщина наряд под сумочку – Сэм, бедолага, вынужден был выбрать себе и рожу черную, и тело. Полностью черный! Негр! Цветной, если говорить культурнее. Хотя при этом слове у меня, хоть убей, в памяти только пучок проволоки всплывает, из старой техники. Белая, зеленая, желтая… Черная опять же. Негром был наш Сэм, но несмотря на это, мы любили его, все. Почему «несмотря»? Все дело в том, что негры не любят работать, брезгуют физическим трудом, траву курят целыми днями и… Стоп, о чем-то я не о том… Смотрю на Сэма. Парень лежит в ворохе одеял красивый, как божество. Африканское божество – немаловажное уточнение. На лице его – улыбка. Руки его сжаты, он словно готов к последнему бою. Так оно и было! Солнцеед, ставший единственным свидетелем смерти Сэма, рассказывает, что, поискав меня и Малыша Дауна в груде тел на свинг-вечеринке Лаврил Авин, наш чернокожий добряк повел себя буквально как пес, потерявший хозяина. Крутился, места не находил. Выл, прижав уши к голове. Это привлекло внимание Солнцееда, который потихонечку прокрался за Сэмом, когда тот вышел из дома и прыгнул в бассейн. Стал купаться… Голубоватый, с подсветкой, бассейн издавал свечение, и Сэм похож был на странного инопланетянина – черное создание, высадившееся в воды Сен-Лоран во время космической атаки. Всюду прожекторы, огни, команды на непонятном нам языке… Потом Солнцеед присмотрелся и понял, что все это и впрямь сейчас происходит! Только в роли космических аппаратов над лужайкой дома Лаврилки жужжали вертолеты, с тех свешивались снайперы, мужчины в костюмах и, ужасно решительными лицами… Что, что это, мать вашу, такое, забормотал Солнцеед в ужасе. Забился в нору под домом! Как сурок сраный спрятался! В ужасе даже носом землю стал рыть, чтобы спрятаться хоть на сантиметр, уйти в подполье, тоже мне, сраный Кустурица! Но тем ребятам, что собирались произвести десантирование на лужайку, не до Солнцееда. Они по мою душу прилетели! Это стало понятным, когда из одного вертолета, прямо над бассейном зависшего, показался рупор, и какой-то гаденыш с типично британским произношением стал зачитывать свою речь. Наверняка по бумажке. Сто процентов, заранее писанную! Так, мол, и так, Сэм, он же Нгубамо, он же Италту, он же сын Иштар, брат Иеманжи, известный также под именами и фамилиями… Нам известны все ваши данные, как и то, что, являясь авантюристом международного класса, вы прячетесь в Канаде, нарушив ее законодательство… в частности пункт такой-то… параграф этакий… страница сто пять… и еще… В результате вы рискуете тюремным заключением на срок до… Пожизненное светило Сэму! Так и пообещал ему с вертолета гаденыш с британским акцентом. Интересно, думаю, откуда это у Солнцееда такое знание английского произношения? С каких это пор идиот, два слова не могущий на английском связать – сам-то я гений и могу это с пятью-шестью проделать, – определяет, какой акцент ему слышится?.. О, все просто, оправдывался Солнцеед, пока мы с Малышом Дауном хмуро слушали его, кружа вокруг бобриного озера в парке Жан Драпо. Я снова взял Малыша якобы для тренинга личностного роста. Сейчас выходило, что я научу Малыша читать буквы… А, б… в… – засранец у меня Монтеня в подлиннике уже читал! но для маскировки все еще притворялся дебилом… слюни пускал. Родители его едва не плакали, в парк нас отпуская. Я даже расчувствовался! Малыша Дауна это ужасно разозлило. Ну и чего ты из-за жидов этих сраных слезу пустил? – пробурчал он хмуро, пока я машину на парковке пристраивал. Восемнадцать долларов, мать вашу! Но деньги у меня уже были, пусть и совсем чуть-чуть. Это за книги мне прислали… Нет, собранное на Армию Освобождения Квебека я все отдал, когда мы с Малышом из Торонто возвращались. Пару дней назад было, а уже как будто и не было! Будто и не вставил я Лаврил Авин… Да и Сэм куда-то пропал. Высказываем предположения, буксуя на кучах палой листвы в парке. Безлюдно. Сырая осень… промозглая… началась. Следующие полгода Канада проведет дома. Ну еще две недели на лыжных курортах. Я, разумеется, говорю о неудачниках вроде меня! Таким, впрочем, даже лыжный курорт не светит! А вот те, кто хлебалом не щелкал, о, они поедут в теплые края. Есть деньги? Зима пройдет во Флориде… На худой конец, как у миллионера Брюбля – на Кубе она пройдет! Потому что олени карибу и снегоступы – это, конечно, хорошо и наша канадская аутентичность, но это для мозгов и патриотизма. А ведь есть же еще и задница. Да, она! Заднице не объяснить всю эту чушь, ей нужно много тепла! Чтоб, значит, жаром пыхало! Вот что любит задница, и что любят уставшие от морозов кости. Так что все состоятельные канадцы осенью и зимой покидают Канаду. Страна переходит в полное и безраздельное владение иммигрантов. Ни одного местного! Не считая бедных, конечно, но они ведь – такая же шваль и ничтожество, как и мы, иммигранты. Стало быть, Канада на сто процентов – иммигрантская. Не слышно французской речи, не считая развлекательных передач «Радио Канада», конечно! Нет и английской речи. Только перешептывание… пересвистывание… перещелкивание… странный обмен звуковыми сигналами между удивительными теплокровными существами… иммигрантами. Ничего общего с людьми у них нет! Это как рабы в эпоху Аристотеля! Просто похожие на человека существа, выполняющие все человеческие функции, за исключением одной – проводить время праздно. Это – привилегия свободных. Раб же обязан трудиться, производить прибавочный продукт. Слава труду! КПСС слава! Канаде слава! Недаром мне Канада так Советский Союз напоминает, позднего периода. Все брежневское… устоявшееся… застой! За исключением, конечно, научно-технической революции. Благодаря ей, кстати, нас в доме Лаврилки и обнаружили. С опозданием, но все же! Солнцеед продолжил рассказ, испуганно шмыгая и озираясь. По его словам, после появления над лужайкой вертолетов со спецназом входы и выходы дома заблокировали… Но оттуда все равно ни один мудак носа не показал. И члена. Ничего! Еще бы! В доме же трахались, все трахались… Никто и внимания не обратил на свет и шум у бассейна… Подумаешь, и у бассейна кто-то трахается! Чувак с английским акцентом… – полчаса назад он был британским, явно тут что-то не то!.. Солнцеед ведь не понимает, что это все разные типы произношения, – зачитал, наконец, Сэму все его прегрешения. А Сэм? А парень не реагировал, будто в оцепенение впал. Но никакой дрожи… испуга. Он как будто расслабился. Как человек, который бояться перестал! Лежал себе на спине, подгребал иногда руками да смотрел в небо с улыбкой. А оттуда светили ему в лицо прожектором, и дебил из «Интеллиджент Сервис» – а откуда же еще? – начал спрашивать Сэма, знает ли он некоего писателя Владимира Лоринкова. По данным полиции, тот подрабатывает на грузовых перевозках, тоже аферист еще тот – создал террористическую Армию Спасения Квебека или как там ее?.. Организацию Освобождения… Хер поймешь, короче. Разумеется, за ней следили с первых минут создания. У них, специальных служб Ее Величества, свои люди есть везде… Даже в Канаде этой сраной арктической. Как он, агент Ее Величества, затрахался тут! Снег и снег, снег, и снег, и снег… И жратвы нормальной нету, ни рыбы, ни чипсов, ни пива нормального. Один только пути́н сраный, а что такое этот пути́н? Я вас умоляю! Куча картошки, которая утонула в масле и которую пытаются реанимировать соусом из крахмала. Конечно, с привкусом пота пробежавшего десяток километров оленя карибу. Карибу-шмарибу, снегожопы долбаные! как он скучает по Корнуэллу, по его лугам и полям… Ладно, о чем это он? Так вот, писатель Лоринков и его сообщник. У них есть кличка этого парня… Малыш Даун… Фотографий в деле нет, но скоро появятся. Насколько они понимают, это парень лет тридцати, который просто выглядит придурковато, вот и… Сэм в это время начинает дрочить. Что?! Дрочить, говорит Солнцеед, ей-богу, ребята. Вот просто обхватил ствол лапой и давай наяривать. Вверх-вниз. И лицо у него было такое… словно он самого Господа Бога увидал! Ну ладно, верим. Сэм дрочит, а вертолет завис над ним и стрекочет. И англичашка мерзкий замолк. Потом раздается выстрел, щелчок просто. Сэм вздрагивает, и из колена его толчками кровь бьет. Прямо в воду… Она зеленая из-за освещения в бассейне, ночи, воды. Голос в мегафон говорит, что уважает мужество Сэма, но время пришло говорить правду и только правду. Само собой, в живых парня уже никто не оставит. Не та ситуация! И вообще вся эта история на страницы газет не попадет. Перед выборами в парламент Канады никому не нужно никаких потрясений, террористических движений в пользу независимости, никаких волнений и мятежей! Что эти русские, совсем с ума посходили?! Тут у нас мир да гладь, пускай у себя дома бардак устраивают! Все будет сделано быстро и тихо. Кого надо, ликвидируют, кого не надо – сами повесятся. Игры зашли слишком далеко. Мы вели заговор, позволяли ему разветвляться… наблюдали, как он из игры стал реальностью… не пресекли в зародыше, кстати!.. А теперь пора его уничтожить. Как? Элементарно. Ты знаешь, черная задница. Скажи нам, где сейчас писатель Лоринков и его дружок, Малыш Даун, и ты быстро и безболезненно умрешь, глядя в небо. Аой! Сэм, подрагивая лицом, хватается одной рукой за поручень бассейна, другой продолжает дрочить! Наяривает, как гитарист «Лед Зеппелин» на концерте, где целки от визга поклонниц лопаются! Голос в мегафон терпеливо вздыхает. Еще щелчок. Вторая нога Сэма пробита, кровь толчками выпрыгивает в воду. Развеивается, клубится… Сэм становится похож на гигантского черного кальмара… выпускающего в воду чернильные облачка. Голос в мегафон интересуется, вспомнил ли Сэм что-то? Мой черный друг, единственный порядочный человек, встреченный мной в Монреале, – и это больной СПИДом сексуальный маньяк-убийца! – говорит на ломаном… таком ломаном, что становится понятно, что он его специально сломал, английском, что понятия не имеет, где этот писатель Лоринков. И вообще, о чем это они, парни из вертолета, и какого хера им над… Снова щелчок. Сэму приходится перехватить свою дубинку левой рукой, потому что правая прострелена. Вода в бассейне уже почти вся черная. Голос в мегафон объясняет, что все это зашло настолько далеко, что Сэм явно начинает чересчур уж издалека. Нужно конкретнее! Он, конечно, – голос хихикает – не агент 007, но знает пару способов развязать язык всяким черножо… Подследственным, короче. А он подследственный? – спрашивает невинно Сэм. Голос терпеливо вздыхает, но Сэм успевает крикнуть, что стрелять еще раз не нужно и он сейчас все расскажет. Голос молча понимает руку, снайпер опускает винтовку. В доме затишье, так что пара ребят с надписью «СКВОД» на майках бросают в дверь мешок с белой мучицей… Спустя минуту слышны торжествующие крики – кокаин бодрит народ… Снова хлюпание… крики… чавкание… опять затрахались!.. Еще пара часов свободного времени, комментирует голос с вертолета. Ну так что, вспомнил он, Сэм? Сейчас, сейчас, хрипит наш добрый негр… барахтаясь в воде. Скажите только, почему им нужно его, Сэма, признание. Ведь ничего не стоит объявить Малыша Дауна и писателя Лоринкова в розыск… Как мы уже объясняли, скучая, поясняет Голос, все дело нужно замять, не поднимая шумихи. Он, Сэм, смотрел сериал «Икс-файлы»? Впрочем, какое там… Черная жопа прибыла к нам прямиком из Африки. Малообразованный мигрант. Ну ладно. Появляется откуда-то команда людей с прожекторами, экраном. И бедному Сэму, приговоренному к казни – загадка заключалась лишь в вопросе, будет она быстрой и безболезненной или долгой и мучительной, – показывают несколько серий кинофильма «Икс-файлы»! После Голос спрашивает Сэма, все ли тому понятно. Ага, мычит Сэм, слабеющий на глазах. Кровь-то убывает. Короче, дело замнут без шума, СМИ и полиции, объясняет Голос. Никаких розысков. Никаких объявлений по радио. Всех просто шлепнут. Первым выступить в амплуа шлепнутого… а-ха-ха… выпало ему, черному Сэму. Итак, где же писатель Лоринков и его сообщник, Малыш Даун? Сэм, все еще меланхолично надрачивая, спрашивает, нельзя ли уменьшить силу прожекторов, которыми ему в лицо светят. Дело в том, что он бы хотел умереть, глядя на звезды. Они в Канаде не такие же яркие, как у него дома, над алмазным прииском. Кстати, небольшая история перед тем, как… Ну мы понимаем. Тени кивают, прожектор куда-то убирают, и вертолет кружит над бассейном черным пятном. Британец, высунувшись из двери геликоптера наполовину, внимательно слушает. Из дома Лаврил Авин доносятся дикие крики. Кого-то оргазм прихватил за жопу. В общем, развивает тему Сэм, продышавшись и проморгавшись… – даже пернул пару раз… очистил кишечник вместе с совестью, так сказать… – как-то раз довелось ему охранять алмазные прииски неподалеку от того места, где прошел этот… как его… который, короче, под видом мирного исследователя стал открывателем маршрутов для колонизаторов и оккупа… Доктор Ливингстон? – спрашивает, явно скучая, Голос. Да! Точно! Извините уж, маста, мы именов-то ваших не запоминаем-то, бормочет Сэм. Глазами ищет звезду. Находит. Это Альдебаран. Ну что там дальше? – доносится издалека Голос. Дело молодое, любопытство и всякое, – говорит сквозь зубы Сэм. – Но пошли мы как-то с ребятами из охраны поглядеть на стоянку, где этот доктор отдыхал. Всех, кого можно, в лагере мы оттрахали, кого-то убили… Требовалось развеяться! Приходим и видим, что из-за дождя, который надысь прошел, дерево старое перевернулось и, не поверите, маста, под деревом был скелет, плохо сохранившийся, но все же… в чем, угадайте? Правильно, в пробковом шлеме и колониальной форме. Рванье, конечно. Сами понимаете, что по документикам мы и установили, что речь о самом докторе Ливингстоне идет. Мы так поняли, то, что в Англии похоронили, было демо-версией трупа. Для легенды. А настоящий Ливингстон так у нас, в Африке, и сгинул. Ну, спрашивает, помолчав, Голос. В общем, мы с ребятами скелет вытащили, да он развалился. Весь! Как игрушка старая! Осыпался, словно Британское Содружество в эпоху смены колониального режима на капиталистические и независимые. Остался только череп. Даже пустой, без плоти, волос и глаз, он хранил в себе что-то… такое, непередаваемо английское. Глядел с издевкой. Сэма это так взбесило, что он с парнями, которые знали его тогда как Мамба, взял этот череп в барак надсмотрщиков. Поставил на тумбочку дневального. Ну и? – спрашивает Голос, потому что Сэм снова замолк и смотрит на Альдебаран. Пока Солнцеед говорит все это, я вспоминаю со слезами на глазах, как Сэм рассказывал мне старинную легенду про Альдебаран. Когда-то, в эпоху древних народов, когда арабы были отважным и благородным племенем воинов, шедших от одного моря к другому – а не кучкой жадных долбоебов с трехтонными диванами и засранными плитами для готовки в Монреале! – один юноша увидал Альдебаран. Звезда показалась ему такой прекрасной, что он влюбился. Смотрел на нее и смотрел ночь за ночью. И вот как-то Альдебаран, который на самом-то деле был прекрасной девушкой, сжалился над юношей и забрал того к себе ночью. Но для этого, сказала звезда юноше во сне, ему следовало умирать на Земле, глядя на звезду… И вот, Али – так его звали… что, в общем, не удивительно! он же араб был! – вскочил на белого коня и поскакал в ясную ночь, когда и звезды и Луна видны отчетливо. Через всю пустыню… И врезался в порядки врагов. Те окружили его и изрубили. Но Али было уже все равно. Он сидел на коне, а после свисал с седла, наконец, свалился в песок – все смотрел и смотрел на Альдебаран, когда его рубили. После он закрыл веки, чтобы, открыв их, увидеть себя на ровной и светящейся поверхности чудесной звезды Альдебаран. И руки к нему протягивала его любимая. Так он обрел покой. Сэм верил в эту историю, плакал я, стоя на коленях над телом друга, пока голову мою сжимал, утешая, Малыш Даун, он верил… И свою историю про череп, череп доктора Ливингстона, он рассказывал англичашке, годдамну проклятому!.. зная, что сейчас умрет. Вот он и смотрел на Альдебаран в это время. А англичанин из вертолета уже терял терпение. Спрашивал, когда же конец истории, где же он? Конец? Тут Сэм чуть приподнялся, слабо улыбнулся и сказал – не отводя взгляда от Альдебарана… не отводя… – что конец уже в докторе Ливингстоне. В каком это смысле, попросил уточнить сотрудник британской разведслужбы во временной командировке в доминионе Канада. В прямом, пояснил Сэм. Они с ребятами – все как на подбор рослые негры, вооруженные, опасные – поставили череп доктора Ливингстона на тумбочку дневального и смазали глазницы вазелином. Это еще зачем? – не понял англичанин. Вертолет даже застрекотал тише и снизился над умирающим Сэмом в луже его крови и хлорированной воды. Чтобы трахать, пояснил Сэм. Каждый, кто заступал на дежурство, присовывал в череп доктора Ливингстона. В пустую глазницу, смазанную вазелином. Представляете? Причем, издеваясь, охранники ставили музыкальное сопровождение. Иногда что-то с шотландской волынкой, а иногда «Правь, Британия, правь…». Только представьте! Правь, Британия, выводит дрожащим голосом какой-то английский педик, а черный потный капо, расстегнувшись, сдрачивает в череп доктора Ливингстона под дружный хохот барака. Даже заключенные смеялись! При этом над черепом повесили фотографию принцессы Дианы, чтобы процесс можно было осуществить физиологически. За те три месяца, что череп продержался, он буквально покрылся весь изнут… Когда голова Сэма ушла под воду, кровь забила толчками из лба. Англичанин не вынес национального унижения… Дослушав конец истории – попавший прямиком в череп доктора Ливингстона – я улыбаюсь печально. Сэм остался верен себе. Спас нас с Малышом Дауном ценой собственной жизни. Так и не выдал… Верный Сэм. Верный, как собака. Умер он тоже как собака. В чужой, ненужной стране, в луже воды и крови. Зато глядел на Альдебаран! Я надеюсь, он там, на этой звезде, – говорю я тихо, стоя над телом Сэма. Обвожу глазами собравшихся. Разумеется, верить никому из них нельзя. Объяви полиция, что меня разыскивают, уже через час каждый из них позвонил бы, чтобы получить награду. За сотню долларов продадут! Я знаю историю про грузчика, который за триста долларов заложил приятеля, с которым делил хлеб, воду и страп почти год. Что-то такое с тем было связано… какая-то история некрасивая. Следовало дать показания. Парень дал их за три сотни. Три сотни! Думаю, за меня бы и пару тысяч не пожалели. К счастью, по словам Солнцееда, в розыск нас не объявили. Поэтому, кстати, мы с Малышом Дауном держим свидетеля при нас. Боимся отпускать! Тоже ведь заложит! Там, на лужайке, он просто испугался попасть под горячую руку легавым. Схлопотать пулю не хотел! Те, пристрелив Сэма, стали собираться. Скрутили ковровые дорожки, замели следы и даже Сэма из бассейна вынули. Залепили лоб воском, завернули в саван и вкололи в руку лошадиную дозу героина. Мол, сам ушел. Сам пришел, сам ушел. Добро пожаловать в Канаду. Но я даже благодарен ублюдкам за это… По крайней мере, Сэм выглядит спокойно, умиротворенно, да и дырки во лбу нет. Мы не рассказываем грузчикам причины смерти Сэма. Просто сообщаем, что наш товарищ умер и хорошо бы попрощаться. Собираем в грузовых компаниях по перевозкам десять самых чистых покрывал. Это сложно. Но мы справляемся. Пропитываем одеяла всяческими маслами, духами, туалетной водой, кто-то даже пачку мыла украл… Хотя почему кто-то! Речь о Диме, Диме-полицейском. В результате наш Сэм начинает пахнуть, как иммигрант, решивший с отчаяния вокруг башни «Радио-Канада» прогуляться
