Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи - [24]
Давайте рассмотрим наиболее известные исторические примеры магов. Для беглого обзора я выбрал трех – Симона, Фауста и Мерлина. И начну с первого в истории мага, ставшего «антигероем» иудео-христианской мифологии.
Краткое упоминание о Симоне содержится в Новом Завете. Согласно «Деяниям апостолов», Симон был самаритянским колдуном и чародеем, который, увидев могущество чудес, творимых апостолами, попытался купить у них силу Святого Духа, но был с позором отвергнут. После чего Симон якобы покаялся и вступил в христианскую общину[6].
Куда богаче мифологическими подробностями апокрифические сказания и писания Отцов Церкви.
Апокрифы излагают мифологическую историю Симона, согласно которой он выдавал себя за Иисуса Христа, говорил, что способен воскреснуть из мертвых, а своими чудесами потряс воображение римской знати и самого императора. Ему прислуживали демоны в виде псов. Апостол Петр вступил в схватку с Симоном, которая закончилась тем, что Симон попытался полететь, но молитвами Петра был сброшен на землю и разбился насмерть. Значительно позже именно симонийский миф стал каркасом другой – фаустовской – легенды.
Отцы Церкви несколько более сдержанны в описании цветистых мифологических эпизодов. Симон оказывается философом, который объявил себя Богом. Взяв из борделя проститутку, он объявил ее эпифанией «падшей Софии», которую держали в плену «дурные управители этого мира». Симон называл себя посланником «иного» Бога, который пришел спасти всех, кто верит в него. В конце концов из Симона сделали «отца всех ересей», и прежде всего ереси гностицизма.
История Симона и его роль в формировании малой традиции заслуживают отдельного исследования. Если говорить кратко, в начале нашей эры произошел раскол на внешнюю, экзотерическую и догматическую традицию и традицию тайную, запретную, еретическую. Подробно феномен малой традиции мы рассмотрим в следующей главе, а пока вернемся к мифологическому материалу. Интересно, что в Симоне фактически сочетаются два образа мага. Одна грань мифа рисует его как мошенника, создающего иллюзии, а другая – как вероучителя чужой, иной (с точки зрения отцов церкви, ложной) религиозной доктрины. То есть, опять-таки, как жреца.
Нет ли здесь необходимой для нас подсказки? Маг действительно оказывается равен жрецу, но он оказывается жрецом ИНОГО или ЧУЖОГО Бога. Бога, о котором нельзя ничего сказать, кроме того, что он – Сущий. Абраксас.
Маг находится в очень сложных отношениях с непосредственным окружением. С одной стороны, как жрец чужого Бога, он враг, но как тот, кто имеет знание иного, он единственный, кто может обеспечить посредничество между этим и тем, связать разделенное. Маг – это тот, кто пребывает на границе, кто добровольно поселяется на таможне между мирами. Но именно эта чуждость позволяет ему всегда оставаться выразителем Великого Неизвестного.
Эта двойственность положения мага приводит к его особым отношениям с Божеством. В конечном счете он отчасти отождествляется с ним – становится его сотворцом, этакой иконой Бога на Земле. Маг как личность представляет своего рода манифестацию того принципа, с которым он оказывается связан.
Первые библейские упоминания магов в осуждающем ключе связаны как раз с этим: маги были жрецами, которые служили ИНЫМ богам, и все, что связано с их деятельностью, последовательно осуждалось в границах очерченного библейской сакральностью круга. Ужасные демоны, общение с которыми приписывает магам народная молва, на самом деле лишь ИНЫЕ боги, и это несложно понять, если мы хотя бы бегло проследим этимологию их демонических имен: Астарта – Астарот, Аполлон – Абаддон, Вельзевул – Баал Зебуб.
Примитивное сознание по определению не может воспринять иное как сложносоставное. Иное – это всегда либо нечто безусловно враждебное (отсюда образ Мага как мошенника или «черного мага»), либо идеализируемое и романтизируемое (отсюда «гэндальфизация» Мага). Поэтому от прямого познания ускользает сама суть архетипа Мага, ключевое свойство которого в том, что в нем добро и зло, свет и тьма оказываются неразрывно спаяны.
Традиционное средневековое изображение мага – волшебник, стоящий в круге и призывающий демона. И вторым эталонным образом мага в нашей культуре, который мы рассмотрим, будет Фауст. Все мы читали вечную трагедию Гёте, однако не многие подозревают, что «Фауст» является куда более оккультным, чем, скажем, какая-нибудь «Тайная доктрина». Первоначальное народное предание о Фаусте было фактически скопировано с легенд о Симоне Волхве и являлось любимым сюжетом балаганных кукольных представлений.
И только в бессмертном произведении Гёте Фауст обрел всю полноту своего величия. Этот Фауст с самого начала парадоксален, он переживает разрыв между Небом и Землей и с помощью призванного магией Мефистофеля пытается преодолеть этот разрыв.
Фауст восклицает:
Титульный лист книги Кристофера Марлоу
«Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста» (Лондон, 1620)
