Тарнсмены Гора - [11]

Мое искусство владения коротким горийским мечом было столь совершенным, что это признавали даже мои учителя. В Оксфорде я посещал фехтовальный клуб, продолжал заниматься этим видом спорта и в Нью-Хэмпшире, но здесь фехтование было жизненно необходимым. И опять: меня заставили научиться владеть мечом обеими руками, но, как и в случае с копьем, я не смог достичь больших высот. Пришлось примириться с мыслью, что я - непоправимый правша.

Часто во время уроков Старший Тэрл наносил мне довольно неприятные порезы, выкрикивая:

– Ты мертв!

Но вот к концу обучения мне удалось прорваться сквозь защиту и нанести ему удар в грудь. Лезвие окрасилось кровью. Он швырнул свой меч на каменные плиты и, прижав меня к своей кровоточащей груди, рассмеялся:

– Я мертв! - восторженно кричал он, хлопая меня по плечу, как отец, научивший сына играть в шахматы и впервые потерпевший от него поражение.

Меня научили владеть щитом, преимущественно для того, чтобы отразить летящее копье. К концу обучения я умел сражаться со щитом и в шлеме. Я всегда считал, что кольчуга была бы прекрасным дополнением к этим двум предметам, но она была запрещена Царствующими Жрецами. Возможно, они считали войну биологическим селективным процессом, в котором слабейший погибает и не может воспроизводить себя. Поэтому смертным дозволено владеть лишь примитивным оружием. На Горе не могло случиться так, чтобы щелчок переключателя в подземной пещере уничтожил бы целую армию. Кроме этого, примитивное оружие гарантировало медленную скорость селекции, так что можно было направлять ее в желательную сторону.

Кроме меча и копья разрешались самострел и лук, которые должны были несколько перераспределить вероятность выживания. Может быть, Царствующие Жрецы запрещали новое оружие в целях собственной безопасности. Сомневаюсь, чтобы они стали сражаться друг с другом на мечах в своих святых горах, чтобы проверить принцип селективности на своей шкуре. Что касается самострела и лука, то меня мало учили владеть ими. Старший Тэрл не придавал им большого значения, считая их оружием, недостойным настоящего воина. Я не разделял его презрения и для своего собственного блага в свободное время тренировался с ними.

Вскоре после этого я почувствовал, что мое обучение подходит к концу. Возможно, потому, что увеличился отдых и повторение пройденного материала, может быть, это витало в настроениях моих учителей. Я почувствовал, что почти готов, но к чему? К этому времени я уже сносно стал болтать по-горийски и понимал разговоры моих учителей, не предназначенные для моих ушей. Я начал думать по-горийски и требовалось некоторое мысленное усилие, чтобы перейти на английский. После нескольких английских слов или страницы английской книги из библиотеки отца все входило в норму, но усилие все-таки требовалось. Я овладел горийским. Однажды, во время упорной атаки старшего Тэрла, я выругался по-горийски, и он рассмеялся.

Но в тот вечер, когда пришло время урока, он не смеялся. Он вошел в комнату, неся металлический двухфутовый стержень с кожаной петлей. В его рукоятке был переключатель, имевший две позиции, как у фонарика. Такой же стержень свисал с его пояса.

– Это не оружие, - сказал он, щелкнув переключателем в рукоятке и ударил стержнем по столу. Снопом посыпались желтые искры, но стол остался неповрежденным.

– Что же это такое? - спросил я.

– Стрекало для тарна, - ответил он, выключил стрекало и протянул его мне. Когда я ухватился за конец стержня, он внезапно сдвинул переключатель - и миллионы желтых искр взорвались в моей руке. Я завопил от боли и сунул пальцы в рот. Ощущение было как от удара током или укуса змеи. Рука была невредима.

– Будь осторожнее со стрекалом, - сказал старший Тэрл. - Это не игрушка.

Теперь я взял стрекало очень осторожно около ременной петли и обмотал ее вокруг запястья.

Старший Тэрл вышел, и я понял, что должен идти за ним. Мы принялись подниматься по спиральной лестнице цилиндрического здания и вылезли на крышу. Никаких перил не было. Я мог строить лишь догадки о цели подъема. Пыль попала в мои глаза. Старший Тэрл взял свисток для тарна и резко дунул в него.

До сих пор я видел тарнов лишь на гобеленах и иллюстрациях в книгах, посвященных выращиванию, разведению и содержанию тарнов, которые я изучал. Позднее я узнал, что это было сделано специально. Горийцы говорят, что способность управлять тарном является прирожденной, человек может овладеть ею, а может и нет. Научиться этому нельзя. Это вопрос души, связь между двумя существами должна быть мгновенной, внутренней, спонтанной. Говорят, что тарны чувствуют, может человек быть тарнсменом или нет, и те, кто ими являются, переживают первую встречу.

Сначала я ощутил порыв ветра и хлопающие звуки, как от гигантского полотенца, потом меня накрыла огромная крылатая тень, и гигантский тарн, с когтями, похожими на стальные крючья, резко хлопая крыльями, завис надо мною.

– Держись подальше от крыльев, - крикнул Старший Тэрл.

Но я не нуждался в предупреждении и выбежал из-под птицы. Один удар такого крыла мог бы смахнуть меня с крыши.

Тарн опустился на крышу цилиндра и уставился на нас своими большими глазами.