Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [87]
Суркова. Хорошенько местечко… сюр!
Тарковский. Нет, какой же это сюр?
Суркова. Ну, тогда это натурализм….
Тарковский. Вот именно…. Какой же это сюр, когда это норма – просто смотришь и видишь, до чего мы довели природу… Это уже готовая Зона… Это то же самое, что мы оставили за собой в Таджикистане…
Суркова. Кошмар! Но расскажите все же, что все-таки было в романе…
Тарковский. Ну, в романе это была история сталкера, которого зовут Редриг Шухтер. Действие происходит в каком-то капиталистическом государстве. И этот профессиональный сталкер попадает в романе в тюрьму… Он работает в какой-то международной команде научно-исследовательского института… там же работает еще какой-то русский сотрудник… Институт стоит прямо в Зоне, которая охраняется… И в этом контексте развивается такая преступно-уголовная линия сталкеров-контрабандистов, история жены одного из них… Ну, и всякие прочие подробности…
Суркова. То есть обычная сюжетная линия…
Тарковский. Ну да, в общем-то все то, что могло произойти с этим человеком до финала всей этой истории… Ученого там никакого нет, кроме одного русского молодого парня…
Суркова. А есть там тема Зоны, комнаты?
Тарковский. Есть герой, идущий к так называемому Золотому кругу…
Суркова. Там исполняются желания?
Тарковский. Да… якобы… И идущий туда в конце концов просит счастья для всех… Что?.. Чего?.. В общем, понтяра такая… Это во-первых… А во-вторых, этот парень идет один с сыном стервятника, который гибнет… или он его убивает… Не помню, но это уже не имеет значения для меня…. Никакого Ученого, никакого, тем более, Писателя там нет… Просто в последней главе этот Редриг с сыном стервятника идет в Зону. Вот и все. Ничего там не происходит из того, что происходит у меня в сценарии… Вообще все в этой истории нужно было упростить… Слушай… в общем, мы выбрали такое место для съемок… там очень интересная железнодорожная насыпь… А ты уже видела фотографии натуры?
Суркова. Нет еще… А есть уже?
Тарковский. Да, где-то есть, может быть даже здесь… Вообще хорошо было бы сделать так, чтобы героям нужно было идти метров двести-триста… Чтобы было при этом видно, куда они направляются, – понимаешь? Видно! А идти очень трудно, и не знают они, дойдут или не дойдут… То есть все действие очень локализовано. Герои выходят утром на рассвете, когда встает солнце, а возвращаются домой, когда уже наступает темнота…
Суркова. Интересно, как удивительно у вас сближаются Стругацкие и Лем, как будто все об одном… Или нет?
Тарковский. Я хочу там толкнуть одну идею гибельную… Куда-нибудь я ее там…
Суркова…впаяете…
Тарковский. Ну да – впаяю… Есть у меня там кое-какие неплохие соображения – что нет никаких «треугольников», например, тоже… Нет, они есть, но, если даже они есть, все равно это скука какая-то… (Смеется)… Просто что-то новенькое, потому и увлекает… Ну, а как только разберемся что к чему, то станет ужасно скучно…
Суркова. Как у Островского: «Хошь бы комета какая…», а?
Тарковский. Да, комета… А знаешь? Да!
Суркова. Это вы о комете, которая может с нами столкнуться?
Тарковский. Да, она прошла уже… очень близко…
Суркова (подначивая, зная его любимые темы). Ну, не задела нас, слава Богу.
Тарковский. Да. Не задела. Но по очень странным обстоятельствам исчезла.
Суркова (смеясь). Ну что? Ждете пришельцев? Скажите честно…
Тарковский. Я, во всяком случае, не удивлюсь…
Суркова. Ая не верю, то есть я верю, что где-то что-то существует, но я не верю, что что-то такое произойдет…
Тарковский. Кстати, скоро в Москве будет съезд всех наших советских людей, кто занимается летающими тарелками…
Суркова. Но это все в тайне. А я читала того мужика, о котором вы говорили.
Тарковский. Ну что значит «не веришь»? Не верить так же глупо, как верить, – это не те категории размышления… «Не верю!».
Суркова. Ну, пока что это в мой личный опыт не входит. Меня это не волнует пока… В том смысле, что пока я об этом не размышляю…
Ну, вот только благодаря ваших фильмам… Говорят, что и видения всякие бывают, но я этого не видела – понимаете?
Тарковский. Я тоже не видел – поэтому я и не знаю ничего…
Суркова. Тогда кажется, что, может быть, люди все это выдумали со скуки… Хочется чего-нибудь такого… необыкновенного…
Тарковский. Ну что значит «хочется»?
Суркова. Но если тарелки начали летать все-таки, то чего бы им не полетать более активно?
Тарковский. Да они очень активно летают. Просто у нас было сделано меньше наблюдений, а потому меньше известно. А вообще-то, все эти сведения запрещено распространять не только нашим правительством… из-за боязни, что начнется хаос. А мне ясно, почему «они» нами заинтересовались – ведь человечество сейчас находится на грани катастрофы. И это вовсе не потому, что «они» такие гуманные и хотят нас спасти, а просто, видимо, потому что судьба Земли настолько связана с судьбой всей вселенной, что это не может кого-то не беспокоить. Это так же, как от состояния одного органа у человека, скажем желудка, зависит здоровье всего организма в целом… А сделали люди две ошибки: мы выдумали двигатели внутреннего сгорания, то есть нефть и атомная энергия. А если мы дальше будем пользоваться такой энергией сжигания, то очень скоро – ты даже не представляешь, как скоро
Ольга Евгеньевна Суркова — киновед, с 1982 года живёт в Амстердаме. Около 20 лет дружила с Тарковскими и даже какое-то время была членом их семьи. Все эти годы находилась рядом с ними и в Москве, и позже в эмиграции. Суркова была бессменным помощником Андрея Тарковского в написании его единственной книги «Книга сопоставлений», названной ею в последнем издании «Запечатлённое время». Книга «Тарковский и Я» насыщена неизвестными нам событиями и подробностями личной биографии Тарковского, свидетелем и нередко участником которых была Ольга Суркова.
Дорогой друг!Перед вами первый номер нашего журнала. Окинув взором современное литературное пространство, мы пригласили на нашу поляну тех, кто показался нам хорошей компанией. Но зачем? — вероятно воскликните вы. — Для чего? Ведь давно существует прорва журналов, которые и без того никто не читает! Литература ушла в Интернет, где ей самое место. Да и нет в наше время хорошей литературы!.. Может, вы и правы, но что поделаешь, такова наша прихоть. В конце концов, разориться на поэзии почетней, чем на рулетке или банковских вкладах…
Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)
В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.