Тарих-и Салими - [79]

Шрифт
Интервал

В начале месяца ша'бан 1337 г. х. [май 1919 г] его величество господин [Саййид-эмир Алимхан], тень Аллаха [на земле], меня, пишущего эти строки, отправил в расподобный город Самарканд, чтобы добиться получения у большевиков хаккобе 380[489] благородной Бухары. Я вместе с Мирза Ходжа туксабой, человеком [Усман-бека кошбеги], Хаджи Хабибуллой караул-беги, /256/ аминов, и двенадцатью человек своих людей сели на поезд и приехали в Самарканд. Мы остановились в номере [гостиницы] Лондон, где оставались десять дней. Несмотря на то, что сами лишенные доверия большевики телеграфировали нам и пригласили [в Самарканд по вопросу хаккабе], на нас никто не обращал внимания. После многократных наших посещений руководитель [самаркандских] большевиков Смирнов, который был еще несмышленым юношей, прислал человека с приглашением. Я вместе со своими товарищами пришел в назначенное время. На беседе этого неверующего присутствовали около девяноста человек из Самаркандского [городского] комитета большевиков и неблагочестивых джадидов. Каждый сидел, неприязненно опоясавшись поясом вражды. Мы зашли на их нечистую беседу. Ни у кого из них не проявилось признаков ни человечности, ни уважения, ни внимания. Ничего не замечая, /219а/ мы сели рядом с ними. Упомянутый Смирнов с двумя-тремя нечестными [большевиками] сидел на почетном кресле на сцене того здания и нас спросил: «Для чего вы приехали?».

На эти слова я рассмеялся. Тот спросил причину моего смеха. Я ответил: «Меня заставил смеяться твой вопрос, потому что вы сами три раза телеграфировали его величеству и просили отправить кого-нибудь из влиятельных слуг высокого правительства для разрешения вопроса о воде для Бухары. Я прибыл согласно милостивому приказу его величества. Прежде мы с уважением относились к христианскому правительству. Так, по дружбе, навстречу гостю посылали людей с большим почетом и устраивали в каком-либо определенном месте. И после всего этого приступали к дружеской беседе относительно имеющихся вопросов. Ныне, при вашей власти, всякое отношение рассматривается наоборот. Ты /257/ сам сидишь высоко, а меня посадил рядом со служащими и спрашиваешь: «Зачем ты приехал?» На эти мои слова встал со своего места один из джадидов, поднялся по ступенькам на [сцену] и обратился ко мне: «Вы сидящих здесь уважаемых людей называете мужиками, а на самом деле такой-то брат командует десятью тысячами [солдат], такой-то брат руководит двадцатитысячной армией и т. д. ; он указал командующих пятью-десятью тысячами человек.

Я вышел из терпения и ответил: «Я знаю руководителя этого собрания. А ты над сколькими людьми начальник?» «Эти /219б/ все были в моем подчинении. Я повелеваю одним миллионом человек». Я сказал: «Очень хорошо! Я узнал руководителя этого общества. Но я приехал не для того, чтобы считать твоих людей. Я прибыл с заданием. Если ты намерен отвечать за [Смирнова], то здесь рядом со Смирновым и ответь. В противном случае, сядь на свое место. Тогда и я объясню свои цели». После этих моих слов он сошел с [трибуны] и занял свое место и намекнул, чтобы все джадиды высказались. По милости и великодушию Аллаха, никто из сидящих не осмелился высказаться и они съежились. Комиссар Зариф, который был членом их общества, стал нашим переводчиком. Раньше он служил переводчиком у Чарджуйского правителя.

Короче говоря, всякий раз, когда я говорил, Смирнов задавал вопросы стоя. Он заметил: «Я задаю вопросы стоя, а вы отвечаете сидя». Я ответил: «С того места, где сидишь, тебе можно говорить стоя. А с места, где я сижу, приходится отвечать на твои вопросы лежа». Тот в ответ ничего не смог сказать. Словом, в течение четырех часов он предъявил нам восемь-девять претензий, не касающихся вопроса о воде, на которые услышал необычные решительные ответы. Не сумев достичь /258/ желаемою своими бессмысленными вопросами, он под конец сказал: «Сегодня уже поздно. Завтра соберемся в четыре часа после обеда и будем решать проблему воды». /220а/ Мы вернулись туда, где остановились.

На следующий день мы опять явились в условленное время. Общество развратников было в сборе. Они опять стали продолжать прошлые разговоры. Я сказал: «По договоренности сегодня решается вопрос о воде. Мне не до прочих вопросов. Прежде Бухара пользовалась сорока процентами воды Зарафшана. Русские пришли, завладели Самаркандом, и долю воды благородной Бухары сократили до одной трети. В жаркие дни [месяца] саратана и ко времени посевов пшеницы в [месяце] мизоне 381[490] вода уменьшается наполовину. Ныне мы требуем свою долю воды». [Смирнов] ответил: «Если предъявленные нами вчера требования будут приняты, мы дадим вам воду. В противном случае — не дадим вам воды». Я сказал: «Сейчас я не прошу от тебя воды. Мы по праву получали долю воды Зарафшана. Ты и не в силах удержать все прибавляющуюся воду [Зарафшана]. Эти наши разговоры касаются лишь совместного использования воды и дружбы. Воду нам дает всевышний господь бог». Он ответил: «Сейчас воды мало. Если прибавится, то дадим. Завтра мы вас отпустим, поезжайте в Бухару». Так он и отпустил нас.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.