Тарих-и Салими - [62]

Короче говоря, Домогатский удовлетворил все наши требования и сказал: «Раз вы требуете плату за пролитую кровь своих подданных, то второе условие, которым была плата за кровь, мы отставим. Не будем требовать друг от друга платы за кровь. Но, что касается двухсот вагонов зерна, то вы доставьте нам хотя бы сто вагонов пшеницы». Я ответил: «Говорить долго не будем, мы доставим вам пять вагонов пшеницы». Но они не соглашались. В конечном счете договорились дать двадцать вагонов, заключить мир и, составив договор из семи упомянутых требований, собралась чтобы его подписать. В четыре часа по полудни для каждой из двух сторон подготовили и вручили текст условий договора. Мы, устроив дружескую встречу с упомянутыми тридцатью комиссарами, вернулись на свои места /176а/ и стали ждать.

В указанный час Домогатский, Колузаев, Степанов /203/ и Мельников принесли нам тексты договоров 334[443]. Мы все трое, скрепив их своими печатями и подписав, вернули им договоры. Они тоже подписались на своем экземпляре договора и вручили нам. Для того, чтобы выразить свои чувства дружбы его величеству, Домогатский, командующий войсками Колузаев и Мельников изъявили свое желание поехать вместе с нами в Бухару. Мы вышли из вагона и увидели возле вагона сборище большевиков. Колузаев сказал: «Мы их собрали, чтобы и им сообщить о заключении перемирия». Он нас повел в круг собравшихся большевиков и, обращаясь к большевикам, [рассказал] о давнишней дружбе благородной Бухары, об интригах джадидов, о бесцельных военных столкновениях, о поступавших жалобах, о Колесове, о [целях] нашего приезда и о том, как, благодаря меня, удачно был заключен мирный договор, об условиях подписанного соглашения, о [своем намерении] отныне стараться укреплять дружбу. В таком роде он говорил около четверти часа и [закончил свою речь] возгласом «Ура!», то есть выразил свою радость. Тогда все большевики громко повторяли «Ура!», «Ура!».

Начальник станции Каган Гальперин тоже приехал вслед за нами в Кызыл-типпа и в деле заключения мира оказал нам содействие. Я сказал ему: «Командующий войсками Колузаев за мой приезд и заключение мирного договора выразил свою благодарность и признательность. Прошу выразить ему /176б/, в свою очередь, от меня мои чувства дружбы и благодарности». Тем временем, по моей просьбе, выдали нам прибежище власти Тагай-бек бия дадхо, который давно у них находился в плену. [Теперь] мы его возьмем с собой. Его чувство благодарности передай от моего имени». Упомянутый Гальперин остался доволен моими словами и, сразу же вскочив со своего места, забрался на [крышу] вагона и /204/ стал говорить речь. Он в течение двадцати минут произносил красноречивую и желанную речь. Он хвалил Шмидта. Упомянутые [солдаты большевиков], довольные его словами, громко кричали: Ура! Ура! Затем начал свою речь Шмидт. Он тоже сказал много добрых слов в мой адрес и громко славил и воздавал мне хвалу. После этих предисловий Колузаев велел играть многочисленным музыкантам, стоявшим в стороне. Большевики сняли свои шапки и наклонили головы. Музыка играла около четверти часа с полной силой, от чего множество большевиков плакало. После окончания музыки Колузаев обратился ко мне: «Я молюсь за души павших в бухарской войне, чтобы впредь не поминать и не скорбить о тех убитых. Вы тоже в собраниях и сходках больше не поминайте погибших в боях. Колузаев, Домогатский, Мельников, Гальперин поехали вместе с нами. /177а/ Мы, шестеро, взяв с собой прибежище власти Саййид-бек бия дадхо и Тагай бек [бия], сели в коляску и выехали из Кызыл-типпа. В очень веселом настроении мы к вечеру прибыли [в Ваганзи] и ночь провели в конторе амлакдара Ваганзи. Оттуда мы выехали на следующее утро. Его величество, проявляя любезность, выслал для гостей в Куюк-мазар особую коляску и двадцать пять солдат из числа стремянных. Гости были рады такой любезности его величества и сели в коляску. Мы приехали в благородную Бухару и поднялись в высочайший Арк. Гости встретились с его величеством и поклонились. Во дворе кошбеги для гостей устроил банкет. Каждому из них было пожаловано по специальному комплекту верхнего платья, золотые ордена и часы. Удовлетворенные гости выразили слова благодарности. Они пожелали ехать на станцию Каган, куда мы их и проводили. /205/

Однако, несмотря на то, что был заключен мирный договор, внешний вид большевиков внушал сомнения. Из предосторожности мы следили за солдатами и нукерами упомянутой станции. Военный лагерь Ширбудуна продолжал существовать. На каждые ворота города Бухары были назначены предводители с их нукерами, воинами и пушками. Улицы Бухары по ночам освещались, жители кварталов поочередно выходили и несли дежурство.

После заключения мирного договора, с разрешения большевиков, для /177б/ поддержания порядка в курганах отправили в Чарджуйский вилайат прибежище власти Хусайн-Али-бия, Мирзу Абдаррауфа туксабу — в Хатырчинский вилайат, Ахмад-бека туксабу шигаула — в вилайат Кермине, Мирзу Акабир-бека туксабу — в Каракуль. Они разъехались по местам и в качестве временных махрамов занялись поддержанием порядка в вилайатах. Тогда же вазарат-панаха Астанакул-бия кошбеги, бежавшего от большевиков, опять назначили правителем вилайатов Хатырчи и Зийааддин. Прибежища власти Яукашти-бек бия, мирахур-баши, выдвинули правителем вилайата Кермине, их отличили, вручив всем в подарок по комплекту благословенной верхней одежды и коня с полным конским убором, и отправили. Мирза Акабир-бека туксабу назначили амлакдаром Каракуля.