Тариф на лунный свет - [9]
А кроме того, с ним действительно бывало хорошо. Конечно, только в сексуальном плане. Я с самого начала поняла, что этот мужчина ненадолго. Моих шуток он не понимал. А уж если я чего и не терплю, так это когда моим шуткам не смеются. А ведь они совсем даже неплохи. По крайней мере, большая часть.
К счастью, в то утро я была в ударе и настроена по-боевому.
— О-о-о, как вы все верно замечаете, фрау Цаппка, — пропела я сладеньким голоском. — Я ведь тоже в этом доме все слышу. Аб-со-лют-но все. Вот только вас с вашим мужем совсем не слыхать. Со-вер-шен-но. Всего вам доброго.
Вот так я ее сделала, старую шлюху! Ха!
Однако же в тот судьбоносный день мое настроение в целом было не очень, ведь ночь я провела без своего голосистого сожителя, а на голове у меня было такое, что, по моим представлениям, бывает только у Тины Тернер, которой приснился кошмар.
— Вам и в самом деле надо заказать новый ключ, — сказала фрау Цаппка.
Она определенно шла из магазина, так как тянула за собой сумку на колесиках. На голове у нее был прозрачный полиэтиленовый капюшон от дождя, стянутый резинкой. От этого на лбу оставались неприятные красные полосы.
— Уже заказала, — пробормотала я. Хотя в сравнении с фрау Цаппкой я и выгляжу как какая-нибудь высокооплачиваемая модель, все же я попыталась спрятать лицо за газетой.
Почему я так с собой обращаюсь? Почему не принимаю душ, не делаю макияж, прежде чем выйти из квартиры? Верона Фельдбуш, как я читала, без косметики не выходит и за почтой. И это при том, что в отличие от меня она, пожалуй, могла бы себе такое позволить.
Я же в поношенном домашнем халате, со столовой ложкой в руке стою в парадном и позволяю себя унижать какой-то управдомше в полиэтиленовом колпаке. Что-то идет в моей жизни совершенно не так. Это точно.
Я оставила Цаппку в растерянности, а сама помчалась в свою квартиру. Кофе уже остыл. В газете под рубрикой «Разное» сообщалось, что Кармен Кошловски приглашают на роль в какой-то «мыльной опере». Как же несправедлива жизнь!
Выкурила шесть сигарет. Расплата — боли в животе. Тем лучше. Я была слишком подавлена, чтобы идти на работу и печатать снимки двадцати пяти спальных диванов. Мне захотелось поболеть. Как минимум, три дня. Чтобы внести порядок в свою жизнь. А на это нужно время.
Я набрала номер моего домашнего врача. И судьба начала свой разбег.
Приемные врачей всегда выглядят одинаково. Я сидела в кабинете. Справа стояла кушетка, покрытая светло-серым пластиком, а поверх него — огромной одноразовой салфеткой. На стене висел плакат с изображением человеческого тела изнутри. Органы были броско раскрашены и снабжены надписями.
Любопытно, мог бы кто-нибудь повесить такое у себя в комнате? Кого может интересовать, где именно делает свое дело поджелудочная железа? Рядом с ультразвуковым прибором стояла скульптура. Сердце из пластмассы, выполненное с полным натурализмом. Окруженное синими и красными сосудами. Ух. Отвратительно! На книжной полке — труды с названиями вроде «Дисменциональные функции аорты», или «Субгипертонидный пациент», или «Прямая кишка вчера и сегодня» и тому подобное.
Отчего врачи считают своим долгом ставить себе в шкаф такую белиберду? Они что, этим надеются произвести ошеломляющий эффект на больных? Или думают, что кто-то поверит, будто они все это прочли? Или хотят, чтобы мы утешались надеждой, что в случае острых проблем с прямой кишкой им достаточно будет справиться в разделе «Острые проблемы прямой кишки»?
Я была в дурном настроении. В очень дурном. При таких обстоятельствах мне нетрудно было произвести на врача впечатление больной.
— Добрый день. На этой неделе я буду замещать доктора Бара, — раздался за моей спиной совершенно незнакомый голос.
Этого еще не хватало. Замещение! Наверняка какой-нибудь врач-ветеран, который ампутировал ноги еще в Первую мировую войну, а теперь снова призван на службу из своей пенсионной тиши. Знать бы заранее… так лучше уж пошла бы на работу.
— Что вас беспокоит? — Белый халат прошел передо мной, опустился на стул по ту сторону письменного стола и поднял голову.
Он вытаращил глаза. Я тоже. Казаалось, прошла вечность.
На мгновение мой мозг мне отказал, и, к своему ужасу, я услышала собственный шепот:
— Дани-золотце.
— М-да, меня, собственно, зовут Хофман. Доктор Хофман.
— Да, конечно. Извините. А меня зовут Хюбш. Кора Хюбш.
— Да, знаю. Записано в карточке.
— Да, конечно. Извините. Я… э-э. Как вы себя чувствуете? Надеюсь, теперь вам лучше? Мне очень жаль, что так вышло.
Д-р Даниэль Хофман поглядел на меня. Не то чтобы дружески. Скорее как на ненормально увеличенную прямую кишку.
— Знаете, какой вопрос я все время себе задаю? Зачем вы с этим несчастным омаром неслись в туалет? Вас что, не устраивала обстановка? Или вы едите омаров в клозете из принципа?
Боже мой! Как объяснить? Да еще в нескольких словах!
Я говорила о моей жизни. И не только об этом. Черт побери! Этот мужчина мне нравился. И, кроме того, однажды я уже входила в контакт с его половыми органами!
Лепеча что-то об «уборщице с бутербродами», о «классовой борьбе», о «Марксе и социальной несправедливости», я благоговейно разглядывала его.
Они совершенно не подходят друг другу. Он преуспевающий адвокат, а у нее свое кафе в Гамбурге. Его переполняют нереализованные желания, а она пытается в них разобраться. Он любит свою мебель, а она – свои проблемы. И при этом оба любят друг друга. Но в одно проклятое утро все рушится в одночасье. С разбитым сердцем садится она в машину, одержимая жаждой мести. Тем более что завтра ей исполнится 32 года.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
В книгу вошли рассказы современной популярной американской писательницы Мелиссы Бэнк. После выхода в свет этот сборник был назван бестселлером на страницах газет и журналов. Объединенное общими темами и героями и написанное с тонким вкусом, это повествование представляет собой своеобразный «женский взгляд» на окружающий мир.
Ложь порождает ложь. Нарастая как снежный ком, она в конце концов подминает под себя главную героиню книги, Лизу Джордан, построившую свою жизнь на лжи. Не в состоянии иначе справиться со своими трудностями, она надеется, что в один прекрасный день появится кто-то и решит за нее все проблемы. Дождется ли она своего принца на белом коне?..
Англичанка Джуно и американец Джей неожиданно оказались соседями. Столь разным людям очень сложно ужиться в одной квартире: он – преуспевающий фотограф, уверенный в себе, любящий порядок и комфорт; она – неудачница-журналистка, начинающая комическая актриса, неуверенная в себе, да еще к тому же ужасная неряха. Но противоположности, как известно, имеют свойство притягиваться друг к другу…
Нет ничего более трагичного, чем жизнь без любви. И не часто удается рассказать об этом так безжалостно откровенно и в то же время с таким тонким юмором, как это сделала наша современница — немецкая писательница Карен Дуве.