Таня, домой! - [27]

А тем летним днем, выйдя из зала после «Ералаша», она почувствовала всю прелесть утренних сеансов в пустом зале. Девочка обожала рваные жесткие кресла из бордового дерматина, большой экран, благодаря которому, казалось, можно проживать истории вместе с героями, и будку киномеханика. Свет от проектора, струящийся из окошка, обладал для Лены особенной магией. Часто, во время просмотра она в задумчивости наблюдала за этим светящимся потоком и не могла оторваться. В него попадали пылинки, мушки и все они дружной армией, как заколдованные, летели к экрану. Однажды Лена увидела в потоке бабочку – на контрасте с окружающими ее тенями она казалось огромной. Всего миг, и бабочка исчезла в темноте кинотеатра, но для Лены это было настоящим волшебством, принадлежащим ей одной.

Пучок света из окошка, тени на экране… Комнатка киномеханика была для Лены столь же загадочной и притягательной, как для Алисы кроличья нора. И, однажды, ей удалось там побывать. Папа, зная любовь девочки к кино, попросил друга устроить экскурсию. Сергеич, – так все его звали, немного пошатывался, но довольно ловко заправлял пленку в проектор. Аппараты в будке гудели так громко, что Лена не слышала, о чем говорят папа с Сергеичем. Но судя жестикуляции, киномеханик рассказывал, как изображение сквозь небольшое окошко попадало на экран.

Лена удивлялась, почему в зале не слышно этого шума и бурлящей в будке работы, но потом папа объяснил, что Сергеич изолирован от зрителей звуконепроницаемыми стенами. Киноэкран же, наоборот, покрывался миллионами мелких отверстий, пропускающих звук от динамиков, установленных сзади него.

– Хорошая профессия, – думала Лена, – сидишь весь день один, смотришь кино, а тебе за это еще и зарплату платят. Она решила, что, когда вырастет, тоже будет киномехаником.

Многие взрослые забывают свои мечты и становятся вовсе не теми, кем хотели. Но только не Лена. Она выучилась на журналиста и выбрала профессию кинокритика. Мир кино открылся перед ней – приглашения на премьеры, поездки на кинофестивали. Лучшие фильмы она теперь смотрела вместе со звездами и получала отличную зарплату. Лена побывала на съемках в Голливуде и взяла интервью у самого Джонни Деппа, которым так восхищалась в юности. Сбылось даже то, о чем она и мечтать не смела.

Но тихие утренние сеансы в одиночестве – маленький секрет, который уносит ее в детство и тот деревянный сельский кинотеатр. В воскресное утро она выходит пораньше из дома, пока спят все любители попкорна, и отправляется в небольшой зал в спальном районе. А еще лучше, оказаться там минут за сорок до сеанса. Не спеша выпить кофе и съесть булочку с корицей, покрутить в руках купленный билетик, предвкушая приближающийся просмотр. Потом дождаться, когда погаснет свет, закрыть глаза и увидеть на миг волшебство – бабочку, порхающую в потоке света от кинопроектора.

Постоять за себя

Маленькая Света росла счастливым ребенком – в ладах с собой, миром и окружающими. Пока вдруг не оказалось, что она – толстая. Это понимание на нее снизошло классе в третьем. Или, может быть, в пятом. Точней, не снизошло, а навалилось: «Жирная», – орали мальчишки-одноклассники, а девочки одобрительно хихикали. Света недоумевала – да почему? Что не так? Смотрела в зеркало, и ей казалось, что она обычная, такая же, как все. Ну да, от красавиц в телевизоре отличается, у них нет ямочек на боках, а у Светы есть. Так и что теперь, она от этого хуже других?

Оказалось, что хуже. К шестому классу Света превратилась в изгоя. В девочку для битья. Нет, пара подруг у нее все же была: с кем-то вместе ходили в художественную школу, с кем-то подружилась, потому что обоих обижали сверстники. Была еще девочка, с которой дружили с самого детства. Но чем старше они становились, тем больше старая подружка воротила нос: она-то была всеобщей любимицей, самой популярной девчонкой в классе, а тут какая-то неудачница.

Хуже всего было со взрослыми. Мама Свете про ее толстость никогда не говорила. Папа и бабушка – тоже. Но однажды к ним в гости явилась тетя Клава, родная сестра бабушки. Она была женщиной шумной, говорливой, считала себя душой компании и, кажется, центром Вселенной.

«Оль, ты чего дочь к врачу не сводишь?» – громогласно вопросила она, сидя в кресле. Муж Клавы опасливо на нее покосился: вопрос был явно бесцеременный, но окоротить супругу он боялся.

Мама Светы недоуменно посмотрела на тетку. «Зачем?» – спросила осторожно. «Ну ты посмотри на нее! Она же толстая! Это ненормально, к эндокринологу ее веди, вдруг потом поздно будет!» – каждое слово тетушки впивалось в мозг Светы ржавым гвоздем. Мама растерянно улыбнулась: «Да ну, прекрати, какой эндокринолог». Но тетушка настаивала: она ведь медик, фельдшер скорой помощи, ей виднее. Света жалобно смотрела на маму: ждала, что та поставит крикливую тетку на место, ведь слушать ее было невыносимо, обидно и даже страшно, глаза наливались слезами, в горле распухал колючий жаркий комок.

«Клава, ну что ты говоришь такое, она же ребенок, перерастет», – муж Клавы сделал робкую попытку вступиться за Свету.

«Да какой перерастет! – крик Клавы срывался в ультразвук. – Не понимаешь ничего, так сиди и молчи. Посмотри на нее!» Клава победно ткнула пальцем в сторону Светы.