Танки оживали вновь - [26]

Все это я узнал, а многое и увидел во время моих неоднократных приездов на металлический. А сейчас мне хотелось бы рассказать лишь об одном эпизоде на этом предприятии.

Около шести часов утра я буквально вбежал в проходную металлического завода — на дворе 30 градусов ниже нуля. Мне посоветовали так рано не ходить к военпреду Г. Е. Алексенко. Он всю ночь работал и только в пять утра пошел из цеха к себе. Поэтому больше часа я коротал в проходной. Она не отапливалась и, чтобы не замерзнуть, приходилось ходить из угла в угол. В душе я удивлялся терпению вахтерши, которая была уже в годах. Правда, на ней были валенки и тулуп. Втянув закутанную голову в воротник, а руки в рукава, она сидела, прислонившись к стенке, и дремала.

Я облокотился на подоконник, подул на стекло, потер его перчаткой. В образовавшийся глазок увидел Неву, вдоль берега которой шел сюда еще затемно. Как раз напротив стоял вмерзший в лед военный корабль. Его иллюминаторы казались мне глазами, которые зорко смотрели на набережную, на завод и как будто говорили: «Корабль жив, он готовится к плаванию». Мимо корабля шли цепочкой люди. Шли медленно, с трудом переставляя ноги. С каждой минутой на протоптанных по льду Невы тропинках становилось все больше и больше людей. Приближалось время утренней смены. «Как ни трудно, а живет, работает Ленинград», — с гордостью за ленинградцев подумал я.

В проходной появились первые рабочие. Вахтерша встала, распрямилась, приветливо отвечала на «доброе утро» и внимательно проверяла пропуска. Она, конечно, каждого из них хорошо знала, но порядок есть порядок, и она его выполняла строго, по-военному.

У меня пропуска не было, и я спросил: «Как быть?» Вахтерша показала на маленькое окошко в стенке и сказала: «Постучите, пожалуйста».

Стучать не пришлось: я лишь слегка притронулся, и окошко приоткрылось.

— Вы к кому? — спросили меня.

— К военпреду, заявка должна быть.

— Удостоверение, — попросили меня и тут же выписали пропуск.

В приемной военпреда прохаживался инженер-майор Волков — военпред Кировского завода. Увидев меня, он подал руку, спросил:

— Опять просить танки?

— Нет, не просить. Помочь пришел.

— Это хорошо. Только как? Я вот тоже думал помочь, да ничего не получается. Какой-то заколдованный крут. Георгий Евгеньевич (он имел в виду Алексенко) совсем выбился из сил. Все заново замерил, перечертил, пересчитал, лично отрегулировал, а вот сегодня ночью опять вентилятор полетел. Ничего нельзя сделать с центровкой двигателя. Теперь уже и вентиляторов на заводе нет.

— Что ж теперь делать? — спросил я Волкова.

— Вот Георгий Евгеньевич все думает, — кивком головы на дверь кабинета указал А. Ф. Волков и добавил — Наверное, придется начинать сначала.

Дверь вдруг открылась.

— А, фронтовик, здравствуй, — обратился ко мне Георгий Евгеньевич, — заходи. Скажи мне, когда эвакуировали танк, он не попадал в какую-либо историю?

— Какую историю вы имеете в виду? — не понял я.

— Я его спрашиваю, а он меня. Видал, как получается, — обращаясь к Волкову, сказал Г. Е. Алексенко.

— Прошу извинить меня, товарищ инженер-подполковник, я просто не понял вопроса, — сказал я, чувствуя, что Алексенко устал и поэтому немного взвинчен.

— Значит, я неясно его задал, — уже спокойно сказал Алексенко. — Мне надо знать, был ли взрыв под днищем танка. Кроме пробоины в левом борту и сгоревшего мотора, других повреждений мы не обнаружили.

— Как же, — ответил я, — у танка во время боя от взрыва фугаса была сильно повреждена ходовая часть. Прежде чем эвакуировать танк, мы неделю ее перебирали, работали под носом у противника, доставляя туда по одному катку и траку из других эвакуированных подбитых танков.

— Значит, деформировалось днище, — как бы рассуждая с самим собой, произнес Алексенко. — Надо проверить. Пойдемте.

— Может быть, передохнете немного, Георгий Евгеньевич, — предложил Волков. — Чайку попьем.

— Нет, нет. Надо проверить, а потом уж займемся чайком.

В цехе вокруг танка стояли рабочие. Им что-то говорил парторг Н. И. Хорьков. Увидев Алексенко, он обрадовался.

— Мы вот, Георгий Евгеньевич, решили отремонтировать вентилятор на месте, не снимая его, — сказал он.

— Думаю, лучше не торопиться. Давайте снова все проверим. Здесь есть маленькая новость. Нам фронтовик, — указал на меня Г. Е. Алексенко, — сообщил, что танк был подорван на фугасах. Поэтому проверим днище. Нарушение центровки при заводке двигателя, видимо, происходило из-за деформации днища. В этом, наверное, причина, а пе в регулировке вентилятора с коробкой.

— Выходит, надо снова снимать двигатель и коробку? — спросил Хорьков с тревогой. Дело в том, что подъемные краны не работали из-за отсутствия электроэнергии и все приходилось делать вручную. А сил-то у рабочих в февральские дни 1942 года было очень и очень мало.

— Может быть. Но предварительно надо осмотреть днище, — ответил Алексенко и полез под танк.

Вылез оттуда он с трудом, постоял, прислонившись к танку, с закрытыми глазами. Очевидно, голова у пего кружилась. Мы смотрели на него, и никто ничего не спрашивал. Понимали его состояние. Алексенко открыл глаза, обвел нас взглядом и сказал спокойно, будто ничего особенного и не произошло.