Танго в стране карнавала - [61]

Гринго, оживленно переговариваясь, топтались у входа в гостиницу, ожидая начала «большой богемной ночи». Фабио тем временем наверху цедил кайпиринью, как рок-звезда перед выходом на сцену. Когда он выскочил, готовый начинать шоу (видно было, как энергия бежит по его венам и выплескивается наружу), Карина, отозвав меня в сторонку, предупредила, что выручку необходимо будет разделить на части.

— Просто не забудь, дорогая. Не отдавай ему все сразу. Он не привык держать в руках деньги. Будь с ним построже, чтобы старался: боится — значит уважает, — так вы, кажется, говорите?

Я отмахнулась от ее слов:

— Не будь такой высокомерной занудой, просто ужас какой-то!

Но Карина только покачала головой и печально улыбнулась.

Все прошло на ура, успех был оглушительный. Даже при том, что точность моего перевода явно не превышала процентов сорока, мы импровизировали, как настоящие профессионалы. Фабио по пути в Лапу отбивал чечетку и успел очаровать блондинистых туристов песнями и игрой на кавакинью, а я надувала щеки, изображая знатока, и давала свои пояснения. Фабио познакомил скандинавских девушек с Уинстоном Черчиллем (получив от него мизерную мзду), заставил Валдемара за пиво рассказать свою лодочную историю ритма самбы, продал три полотна художника Селарона и обеспечил всем бесплатный вход и напитки в клубе «Демократикуш».

Собственно экскурсия представляла собой набор отрывочных комментариев, бессвязных историй и малосущественных фактов, рассказов о суевериях и громких судебных процессах, и часто выдавала полное отсутствие исторических познаний.

Вон там это монастырь Санта-Тереза, он был построен в 1780 году святой Терезой, которая бежала… она обратилась к губернатору Рио с прошением о… хмм… о чем-то. Ну, неважно, идем дальше… Бары, позднее дополнение к колониальной архитектуре, появились в начале 1900-х годов, чтобы защитить местное население от настырных и распутных монашек, которые шныряли по улицам Лапы и соблазняли честных маландру своими сексуальными нарядами. Фабио, ну ты что! Вот стенная роспись, это изображение Мадам Саты, который, даром что голубой, был отличным бойцом. Здесь жил Жоао до Рио. Хороший был чувак, много пил и написал несколько историй про Рио-де-Жанейро. Он еще шлюх любил. А это Присцилла. Она как раз шлюха. И те три рядом с ней тоже. Может, кто хочет наркоты, я могу вам купить!

Тем не менее никто не жаловался, и к трем часам ночи мы по-честному разделили деньги, по две сотни каждому, приняли приглашение от скандинавской пары на поздний ужин (или, скорее, ранний завтрак) — карри из козлятины с рисом — в обществе интеллектуалов «Нова Капелла»,[61] а потом пошли домой. Карина набрала для нас группы желающих на неделю вперед, так что на другой день я предложила Фабио встретиться у гостиницы в то же время.

Вечером он не появился. Не было его и на вторую ночь. И на третью. Он исчез, скрылся где-то на диких землях кариок. Даже Уинстон Черчилль о нем ничего не слышал.

Карина поцокала языком и заметила:

— Не хочу показаться занудой, но я тебя предупреждала.

Я была в полном неведении, пока он не появился в четвертый вечер, с опозданием на три часа, заявив, что ничего не ел два дня и что у него нет ни сентаво. Его белые брюки почернели на швах от уличной грязи Рио, а поля шляпы были смяты и перекручены, как у огородного пугала. Под глазами появились темные круги. Я сидела, выпрямившись, на краешке шезлонга с ледяным выражением лица. Фабио, улыбаясь, взял меня за руку, которую я мгновенно отдернула. По ту сторону двери скрипнула половица, это Густаво прислушивался к нашему разговору.

Фабио попытался сделать еще один заход:

— Когда начинается наша следующая экскурсия?

— Экскурсия? Какая экскурсия? Где тебя, черт побери, носило? Ты хоть подумал, что будет с нашим делом? — Я говорила очень злобно.

— Ты все равно не поверишь, если я расскажу.

— Попробуй.

— В меня вселился Эшу? — с надеждой предположил он.

— Ну что ж, если ты не удостаиваешь меня серьезным ответом… — Я встала со стула.

Он схватил меня за руку:

— Я же предупреждал, что ты не поверишь.

— Пошел ты к черту. Да и нету никакой экскурсии. Гринго давно разошлись. — К этому времени даже я уже называла их «гринго».

У Фабио вытянулось лицо.

— Как же так. Я в отчаянии. Я целый день не ел и к тому же задолжал тридцать реалов одному чуваку в Лапе! — Он и в самом деле был в ужасе.

— Почему же тогда ты не пришел на второй день?

— Тогда мне не нужны были деньги.

— Неужели так трудно было догадаться, что рано или поздно они тебе понадобятся?

— Я об этом не думал. Просто тогда они мне не были нужны.

— А ты что, работаешь только тогда, когда всерьез нужны деньги?

Он помолчал, как будто впервые услышав такую постановку вопроса, потом пожал плечами и кивнул:

— Ага. А разве не все так?

— Нет! — Я кипела от ярости. — Некоторые, представь, работают, потому что хотят отложить что-то на завтра. Некоторые работают, потому что у них есть дети и другое, за что они несут ответственность. Работа — это важно, Фабио.

— Ну нет, нет, — быстро ответил Фабио. — Веселье — вот это важно. Счастье важно. А работа — нет.