Танеев - [73]
«Рука у Танеева, — вспоминал позднее его ученик Яворский, — была прекрасная, с длинными, тонкими, очень гибкими пальцами, чрезвычайно подвижными суставами в пясти и запястье. Пясть складывалась в узкую трубочку и раскрывалась широким веером».
В тени абажура, за нотной полкой белела на черном бархате гипсовая маска Николая Рубинштейна.
Прелюдия звучала как неторопливый, исполненный глубокого значения диалог двух голосов. Медленно нисходящая поступь нижнего была несколько сумрачной и величавой.
Между тем верхний мечтательный, легкий, переменчивый реял над ним в вышине, то замирая, то сплетая хрупкие, тревожно щемящие созвучия из подголосков, приводя на память раннего Скрябина.
Оба художника были несхожими между собой сыновьями одного и того же века!
За прелюдией последовала фуга.
Как опытный кормчий, музыкант вел за собой слушателей через вихри и водовороты разбушевавшейся стихии к намеченному рубежу.
Струны рояля звенели. Расшатанный пюпитр вместе со стоявшей на нем зажженной керосиновой лампой ходил ходуном. Мария Адриановна глядела на нее в страхе перед, казалось, неминуемой бедой.
Но вот фуга, словно очистительная гроза, пронеслась по комнатам танеевского домика и, как бы исчерпав свои силы, замедлила бег и смолкла на двух тихих задумчивых октавах.
Под висячей лампой, на круглом столе гостей ожидала горячая, накрытая салфеткой кулебяка с капустой. Рядом — старинный граненый, еще из Владимира, кувшин с темным, чуть хмельным, пенистым, на солоду хлебным квасом, высокие стаканы.
Все так же по-спартански просто, как и при жизни нянюшки. Тут ее имя было названо впервые в этот вечер без ненужной горечи, тепло, с задушевной улыбкой. И каждому не терпелось припомнить о ней что-то свое, хорошее, доброе, ее шутки, любимые словечки, связанные с ее памятью курьезы, веселые неурядицы. Каждому помнился зоркий внимательный взгляд умных, обрамленных морщинами глаз, ее ласковая воркотня.
Когда Мария Адриановна задумывалась на минуту, в памяти у нее мелькала строка из давно прочитанной книги: «…Все как было! Но тебя нет со мной…»
В начале десятого Сергей Иванович со свечой вышел проводить гостей. Снегопад унялся. В черном небе мигали мохнатые зимние звезды. В окнах хозяйского дома — яркий электрический свет. Через изморозь переливалась искрами зажженная елка. Радужный отблеск ложился на скаты наметанных под окнами свежих сугробов,
Лето 1911 года композитор прожил под Звенигородом в напряженном труде над завершением самого крупного по масштабу и глубине мысли из своих смешанных ансамблей.
Это был фортепьянный квинтет соль минор.
Истоки его нужно искать, пожалуй, еще в 90-х годах. Ритмы и интонации сумрака, тревоги, порой смятения уже явственно слышны в финалах Второго и Четвертого струнных квартетов, перекликаются временами со страницами четвертой картины «Пиковой дамы». Тот же хорошо знакомый «трепет тайный», который так глубоко проник в ритмы своего времени, сознание людей, что даже художникам интеллектуального склада не всегда удавалось противостоять ему.
Тут нельзя не припомнить несколько таинственную и фантастическую «скерцо-балладу» из фортепьянного трио ре мажор.
Кашкин после первого исполнения трио назвал ее по новизне и мастерству едва ли не лучшим из всего созданного Танеевым.
Лето кончилось. В сентябре композитор на месяц выехал в Пятигорск, а когда он вернулся, квинтет прозвучал впервые в закрытом собрании Общества распространения камерной музыки.
Глубокой осенью жизнь композитора вышла из привычного круга. В средине ноября на два с лишним месяца он выехал за границу.
Это была уже третья поездка композитора с начала 900-х годов, когда известность его переступила рубежи России.
В 1903 году по приглашению юбилейного комитета Танеев ездил в Германию на торжества по поводу открытия памятника Вагнеру.
В Берлине он прослушал множество концертов, встречался с Рихардом Штраусом, но, вернувшись в Москву, сетовал на низкий художественный уровень концертных программ и современной музыкальной культуры в Германии вообще.
Самый глубокий след в памяти оставило посещение в Лейпциге древней Томас-кирхе, под сводами которой еще реяла великая тень Иоганна Себастьяна Баха.
В конце 1908 года состоялись выступления Танеева в Берлине, Вене и Праге. Исполнялись его смешанные ансамбли (квартет и трио) с участием фортепьяно. Концерты привлекли внимание публики и музыкантов, но встретили весьма сдержанные отклики в печати.
В последнюю свою поездку глубокой осенью 1911 года посетил Берлин, Лейпциг, Дюссельдорф, Франкфурт-на-Майне, завершив свой путь в полюбившейся ему Праге.
Раньше срока настала зима, посеребрив рощи и гребни холмов, кровли и купола колоколен.
В программе концертов был недавно завершенный фортепьянный квинтет.
Все найдет в этой музыке жаждущий слух, только не безмятежное созерцание действительности. Это была взволнованная речь большого художника, у которого есть что сказать людям, не прибегая при этом к гармоническим излишествам. С первых же тактов ясно ощутима суровая поступь времени. За интродукцией следует аллегро, исполненное контрастов, мятежных исканий, неожиданных поворотов.
Книга посвящена Рахманинову Сергею Васильевичу (1873–1943) — выдающемуся российскому композитору, пианисту, дирижеру.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.