Танец голода - [15]

Шрифт
Интервал

После обеда — может, тайком выпив или просто будучи взволнованной чем-то, — Жюстина устроила спектакль. Мод, как всегда шумная, кокетливая, находилась в центре внимания, рассказывая об опереттах, концертах, замыслах, словно все еще была актрисой, отправлявшейся на гастроли, а не одинокой, почти нищей старухой, живущей, как говорили, под самой крышей дома на улице Жакоб в обществе полудюжины кошек. Лоран Фельд сидел на пуфе, чуть в стороне, возле Этель. «В самом воздухе чувствуется театральность, — подумала Этель, — суетность и притворство».

Люди умирали: в Нанкине, Эритрее, Испании; лагеря беженцев около Перпиньяна были переполнены женщинами и детьми, ждавшими от правительства одного-единственного слова, чтобы покинуть эту клоаку и вернуться к нормальному существованию. А здесь, на улице Котантен, в гостиной, купающейся в лучах мягкого весеннего солнца, шум голосов создавал некое убежище, тихую гавань, ощущение легкой амнезии без каких-либо последствий.

Жюстина объявила: «„Божья коровка", стихотворение Виктора Гюго». Тетушка Виллельмина села за фортепиано — с очень гордым видом, словно готовилась исполнить гимн. У Жюстины был чистый голос, она слегка растягивала слова, четко артикулируя звуки, каждый согласный был хорошо слышен. На публике она пела впервые.

Какая чудная уловка —
Вдруг вымолвить: «Ах, по спине
Ползет, пол-зет… так страш-но мне…»
— Да эт-то бо-жи-я ко-роов-ка!

Этель почувствовала, что у нее краснеют щеки, а по телу побежали мурашки. Глядя прямо перед собой, она старалась не замечать происходящего. Беседа стихла. Именно это больше всего ненавидела девушка — сосредоточенный вид публики, чрезмерное внимание, вежливое молчание, утонченную ложь, скрывающую страх и злость.

Вся в черных крапинках о-на,
Смешная, милая, простааа-я.
Умолкла певчих птичек стая,
И наступила ти-ши-наааа.

Песенка была длинной, время тянулось слишком медленно. В конце каждого куплета тетушка Виллельмина тренькала по клавишам, видимо изображая щебет птиц в листве деревьев. Женщины обмахивались веерами — в комнате было душно; генеральша Лемерсье сидела с восхищенным видом, ее морщинистый рот напоминал букву «о». Этель чувствовала, как у нее между лопаток течет пот. Не мигая, она смотрела на Жюстину, ухватившись за нить ее голоса, боясь, что та сфальшивит. И вдруг ее рассмешила нелепость происходящего: она вспомнила, как они с матерью репетировали эту песенку для школьного конкурса, проходившего в конце учебного года. Этот жеманный, бессмысленный, сплошь из намеков стишок — глупая пустяковина на тему любви — звучал как обезумевший колокольчик, торопливо и прерывисто, словно был привязан к шее пони, возящего детишек по манежу.

Я над возлюбленной склонился,
Поцеловать ее хо-тееел,
Но поцелуй мой уле-теел,
И ни-че-гооо я не до-бииил-ся.

Еще одна трель — и Жюстина повторила: «И ниче-гооо я не до-бииил-ся»; раздался смех, послышались похвалы, генеральша Лемерсье аплодировала, постукивая сложенным веером по левой ладони.

Почему же именно во время этой забавной сценки Этель возненавидела Мод, возненавидела так сильно, что сердце едва не выпрыгнуло из груди? Она перестала слушать, хотя Жюстина, подбадриваемая шепотом гостей, повторила четверостишие о красавице, божьей коровке и улетевшем поцелуе.

…Бог сотворил зверей и птичек,
Мужчины глупости творят.

Последняя строчка была произнесена дрожащим голосом. Тетушка Виллельмина еще раз ударила по клавишам, и грянул гром аплодисментов. Чувствуя, что к горлу подступает тошнота, Этель встала, и тут Лоран Фельд, внимательно слушавший песенку от начала до конца, сунул ей в руку торопливо нацарапанную записку. Этель прочла: «Да хранит нас Господь в другой раз от подобной французской глупости!»

Вид у Лорана был самый серьезный. Он постукивал пальцами по коленям, но в его синих глазах Этель увидела искорку шалости — один-единственный раз он открыл ей свои истинные чувства. И тогда ее захлестнула волна безудержного веселья.

Талон: Ситуация нестабильная, никто не думает о том, что нас ждет неминуемый крах и нынешняя власть не в состоянии его предотвратить. Александр: Ладно вам преувеличивать, в конце концов мы сами их выбрали. Талон: Да, и они, эти люди, постепенно теряющие свои позиции, стараются уверить нас в этом. Помяните мое слово…

Тетушка Виллельмина: Не начинайте опять про этот ваш крах!

Женщины, сообща: Да-да, давайте поговорим о другом! Только не о деньгах!

Шемен: Когда к власти придет Блюм, золото исчезнет!

— Он давно уже не у дел!

— В любом случае Фронт[10] долго не просуществует.

Талон: К счастью, Гитлер сейчас занимается чисткой Германии от большевиков, но здесь нечто подобное может начаться слишком поздно. Жюстина: Всё-то вы о своем Гитлёре! (Ее поправляют: «Гитлер, а не Гитлёр».) Все равно, так или этак! Он не внушает доверия! Шемен: Вы читали статью академика Абеля Боннара в «Пти журналь»? Он встречался с немецким канцлером в Берлине, и тот заявил ему: «Жаль, что французы считают меня диктатором». Александр: Вот это да! Он что, вам нравится? Шемен: Мой дорогой, народная власть не может не быть противоречивой! Гитлер сказал: «Народ со мной, поскольку он знает, что я решаю его проблемы, забочусь о нем и мне интересна душа моего народа».


Еще от автора Жан-Мари Гюстав Леклезио
Пустыня

Юная Лалла — потомок Синих Людей, воителей Сахары. Из нищего Городка на севере Марокко она попадает в Марсель и в этом чужом ей, враждебном краю нежданно-негаданно становится знаменитостью, звездой, но без сожаления покидает Европу ради пустыни.


Африканец

«Африканец» – это больше чем воспоминания о тех годах, которые Жан-Мари Гюстав Леклезио провел в Африке, где его отец работал врачом. Это рассказ об истоках его мыслей, стремлений, чувств. Именно здесь, в Африке, будущий нобелевский лауреат почувствовал и в полной мере осознал, что такое свобода – бескрайняя, безграничная. Свобода, которую можно ощутить только на этом континенте, где царствует дикая природа, а люди не знают условностей.


Путешествия по ту сторону

Путешествие в прекрасный мир фантазии предлагает читатели французский писатель Жан Мари Гюсгав Леклезио.Героиня романа Найя Найя — женщина-фея, мечты которой материализуются в реальной жизни. Она обладает способность парить в воздухе вместе с дымом сигареты, превращаться в птицу, идти к солнцу по бликам на воде, проливаться дождем, становиться невидимой — то есть путешествовать «по ту сторону» реального и возможного. Поэтичны и увлекательны сказки, которые героиня рассказывает своим друзьям.Повествование о странной женщине-фее обрамляют рассказы о начале и конце жизни на Земле.


Блуждающая звезда

В романе знаменитого французского писателя Жана-Мари Гюстава Леклезио, нобелевского лауреата, переплетаются судьбы двух девочек — еврейки Эстер и арабки Неджмы (оба имени означают «звезда»). Пережив ужасы Второй мировой войны во Франции, Эстер вместе с матерью уезжает в только что созданное Государство Израиль. Там, на дороге в лагерь палестинских беженцев, Эстер и Неджма успевают только обменяться именами. Девочки больше не встретятся, но будут помнить друг о друге, обе они — заложницы войны. И пока люди на земле будут воевать, говорит автор, Эстер и Неджма останутся блуждающими звездами.«Я думаю теперь о ней, о Неджме, моей светлоглазой сестре с профилем индианки, о той, с кем я встретилась лишь один раз, случайно, недалеко от Иерусалима, рожденной из облака пыли и сгинувшей в другом облаке пыли, когда грузовик вез нас к святому городу.


Женщина ниоткуда

Жан-Мари Гюстав Леклезио, один из крупнейших ныне живущих французских писателей, в 2008 году стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Он автор тридцати книг – это романы, повести, эссе, статьи.Впервые на русском языке публикуются две повести Леклезио – «Буря» и «Женщина ниоткуда». Действие первой происходит на острове, затерянном в Японском море, другой – в Кот-д’Ивуаре и парижском предместье. Героини – девочки-подростки, которые отчаянно стремятся обрести свое место в неприветливом, враждебном мире.


Золотоискатель

Аннотация издательства 1Алексис Летан одержим мечтой отыскать клад Неизвестного Корсара, спрятанный где-то на острове Родригес. Только пиратское золото может вернуть его семье утраченный рай, где было море, старинный дом под крышей цвета неба и древо добра и зла.Аннотация издательства 2Ж. M. Г. Леклезио не пришлось долго ожидать признания. Первый же роман «Процесс» (1963) принес ему премию Ренодо. Потом была премия Поля Морана — за роман «Пустыня» (1980). А в 2008 году Леклезио стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.