Танец для живых скульптур - [19]

- Но ты не любил её?

- Но между вами ничего не было? Не ходи туда больше. Никогда, слышишь? Не связывайся с ними. Никогда не ходи к ним. Уж я-то их знаю.

Я подумал: "Откуда она может знать?"

- Но ты не стал звонить ему?

- Я же сказал, нет.

- Я верю,- шептала она.- Я верю тебе.

Я думал, правда ли это? Она не верит мужчинам.

Она боится, что я стану таким, что это придёт откуда-то, ворвётся и отнимет меня у неё. Предчувствие?

Но что!

Когда мы одни в целом мире!..

Когда я отдавался ей, изнемогая от наслаждения, когда она становилась одним пылающим комком страсти и становилась вдруг больше самой земли, всего мира, и я падал в неё и растворялся в ней, и не было уже ничего больше... Тишина.

Она борется с чем-то?

Когда она вдруг становится задумчивой, о чём она думает?

Я не спрашивал её. Она знала больше меня.

Если я обижался, она обращала всё в шутку. Она смеялась, подшучивая надо мной.

Я был от неё без ума.

Иногда мне становилось страшно, когда я думал о том, что она для меня всё. Что, если я потеряю её? Это будет конец.

Она тоже чувствует это?

Она боится своей страсти, боится потерять меня, она не хотела привязываться ко мне так сильно? А теперь уже поздно, и она ещё больше распаляется, желая удержать меня. Или защитить?

Ведь она сильнее.

Защитить, заслонить, но от чего же? От чего, Каролина?..

От чего, Каролина? Ведь мы же одни, совсем одни, посмотри, вокруг никого!..

Я всегда был один.

И таил своё одиночество, оно рвалось из меня и разрывало мою грудь, и плакал, мне было жалко себя, я хотел, чтобы они знали, что я плачу, я убегал от них, чтобы они не увидели, и, забыв обо мне, они веселились, а я, спрятавшись, плакал, мне хотелось, чтобы они стали искать меня и нигде не могли найти, и испугались, они бы раскаялись. Я плакал от бессилия и жалости к себе, я ненавидел их и хотел к ним.

Они забыли про меня, я был один.

Я шептал о своей тоске собакам, а они вдруг начинали выкусывать из своей шерсти и глупо таращились, испуганно вскакивали и отбегали и издали смотрели на меня злобно, не понимая, за что я бью их. А я звал их, чтобы они простили меня. Я понимал, что это гадко, и ненавидел себя и бил себя по лицу, и хотел убить... Я шептал о своей тоске подушке, стене, окну, темноте, дереву, кому-то неведомому, доброму...

- Я хочу знать, зачем тебе деньги

знать, зачем, зачем тебе знать об этом, ты

- Я хочу знать, что ты затеял

никогда, никогда не поймёшь этого, никогда

- Я дам тебе денег, если ты объяснишь, зачем они тебе

не поймёшь меня, вы все, никогда!

- Так ты не желаешь объяснить

Никто никогда не поймёт этого!

я искал тебя, всегда искал тебя, я знал, что ты есть, я всегда был один, ты полюбишь меня, ты поймёшь то, чего

Никто Никогда Не Понимал!

Меня гладили по голове, называли мужчиной, но тут же забывали обо мне и смеялись между собой, потому что думали, что я ребёнок, мне хотелось кричать. Сделать им больно, так, чтобы они знали, кричать!..

Я убегал и забивался в угол, а за столом мне наливали морс и звали, чтобы я пил и отправлялся спать.

А женщины пили вино и не замечали, что меня нет.

Она сказала: "Называй меня мамой".

...........................................................................

.................

Леди, сидя у большого зеркала в вычурной золочёной раме, делает утренний макияж. Перед ней на туалетном столике косметика - крема, тоники, чего только нет. Неужели она всё это возит с собой?

Уже утро, или, может быть, день. Я только проснулся, ещё не умылся и не успел привести себя в порядок - заспался.

Я неслышно подкрался к ней сзади, но она увидела меня в зеркале и улыбается мне.

- Доброе утро, засоня.

- Я вчера уснул, устал с дороги... Ты уж извини...

Я наклоняюсь к ней и целую её в плечо.

Она поворачивается ко мне.

- Выспался?

- Да.

- Значит, теперь ты в форме?- она пожимает плечами и снова отворачивается к зеркалу.- Тогда к чему этот трагический тон?

Я снова наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать.

- За нами скоро заедут. Может быть, ты хочешь принять душ?

- Да,- говорю я, глядя на её волосы.- Что? Извини, я ещё не совсем проснулся.

- Так просыпайся скорее!

- Всё это похоже на сон.

- Завтрак ты уже проспал,- говорит она.

- А что, здесь завтракают по часам?

- Да. Неудобно, правда?

- Да,- говорю я.- Но мы с тобой можем позавтракать и в номере? Или где-нибудь...

- Не думаю, что у нас будет на это время. Ты был здесь когда-нибудь?

- В этих местах? Нет, никогда.

Сегодня она устраивает пикник. Она говорила мне об этом вчера.

- Никогда?

- Нет.

- А, вообще, на море?- говорит она, извлекая из футляра алую губную помаду.

- Летом - никогда.

- Неужели, никогда?- она смотрит на меня в зеркало.- Ну, иди, у нас мало времени.

Я отправляюсь в ванную.

И, только я успеваю включить воду, как в комнате за дверью раздаются радостные женские голоса.

Я выключаю воду и минуту-другую стою, прислушиваясь.

Потом закрываю дверь на шпингалет, снова включаю воду и затыкаю ванну пробкой.

Мне хочется выйти к ним, но не выходить же в таком виде. Ничего, без меня не уедут.

.................................................................