Танец бабочки - [73]

Икуно понял, что опять попался, но почему-то не расстроился из-за своего промаха. Ему больше не хотелось таиться от хозяйки.

— Прислуга знает все, — наставительно произнесла женщина. — Ведь все грязное белье проходит через ее руки.

— Ты мудра, Маи, — сказал юноша с поклоном.

Лесть гостя пришлась женщине по сердцу.

— Просто я умело использую связи, — сказала без тени гордости. — Надеюсь, тебе это поможет?

— Вполне вероятно. Возможно, ты открыла мне глаза.

— Значит и мой путь имеет право на жизнь?

Икуно запнулся, не смея развивать эту тему далее.

— Что я тебе должен? — вымолвил официальным тоном.

Замешательство гостя позабавило женщину.

— Ты такой смешной, — сказала Маи с озорным блеском в глазах. — Твоя застенчивость — твоя козырная карта. Женщинам это нравится.

Юноша решил подхватить жезл откровенности.

— Я не могу похвастаться опытом в таких делах, — промолвил, заливаясь краской.

Хозяйка отдала должное искренности гостя.

— У тебя все еще впереди, — произнесла задушевным тоном, от которого у юноши потеплело внутри. — Я вижу это в твоих глазах. Твой дух только пробуждается. И хотя осторожность не присуща молодости, твоя осмотрительность — результат плетущихся нитей судьбы. Твой дух вступает в зрелость. Боги ведут тебя…

Икуно даже толком не слышал слов, упиваясь голосом женщины. Все в ней, от инкрустированного золотом веера до изысканных манер, говорило об утонченном вкусе и глубоком понимании должного. И ее стройная осанка, и разлет черных бровей, и внутреннее хладнокровие только усиливали яркое впечатление.

— Незнаю… — Юноша за любованием женщиной чуть не потерял нить беседы. — Последний разговор с богами у меня был лет двадцать назад. Когда мать носила меня под сердцем.

— Все меняется. И ты станешь тверже. Просто твой час еще не пробил.

Глаза хозяйки напоминали полуприкрытые глаза кошки. Икуно сдерживал себя из последних сил, разрываясь между желанием отдаться страстному порыву и желанием бежать со всех ног.

— Чем я могу отблагодарить тебя? — произнес, поклонившись.

— Ничем, — женщина пожала плечами. — Разве что разделишь со мной трапезу. Этого будет достаточно. Если только…

— Только — что?

— Если это доставит тебе удовольствие, — многозначительно промолвила женщина.

Молодой человек пронзительно взглянул на хозяйку.

— Буду рад, — ответил с поклоном.

Приносить явства женщина принялась собственноручно и Икуно тешил себя мыслью, что служанка отпущена не просто так, а по умыслу. Как всякому влюбленному ему хотелось надеятся на взаимность.

Ужин прошел на удивление тихо. Хозяйка угощала жареной рыбой и сакэ. Вино вместо того, чтобы расслабить, сковывало гостя все сильнее и сильнее. Женщина не решаясь нарушить полную смысла тишину, украдкой поглядывала на воина. Несколько незначительных реплик, брошеных вскользь, не развились в беседу.

Молодой человек, в свою очередь, был настолько встревожен интимностью обстановки, что терялся в словах, пока не подошло время прощания.

— Я благодарен тебе за все, — поднялся Икуно.

Маи сдержано улыбнулась.

— Мне было приятно, — сказала тише обычного.

— Что ж, тогда я пойду.

Молчание женщины беспокоило. Молодой человек ожидал спасительной реплики хозяйки, но теплые глаза Маи отражали только огонь свечей, словно озера небо. Икуно повернулся и почему-то застыл на месте. Ноги отказывались слушать. Необходимость требовала быть честным перед самим собой.

Набравшись смелости, юноша обернулся. Маи стояла в двух шагах. Мерцание ее глаз сводило с ума. Дальше случилось странное. Икуно подошел к хозяйке и, подняв руку, провел ладонью по щеке, губам, спустившись к лебединой шее. Женщина, застигнутая врасплох, непроизвольно подалась назад, но Икуно резко опустился на колени, прижавшись к мягкому животу. У хозяйки перехватило дыхание. Дрожь пробежала по телу женщины и сердце Маи бешено заколотилось. Молодой человек порывисто распутал платье и, ощутив мягкую гладь кожи, вдохнул сладкий запах пропитанного ароматами тела. Обняв руками голову юноши, Маи вздрогнула — так страстно Икуно припал губами к груди.

— Глупый, — прошептала женщина с нежностью.

Ее руки обвили плечи молодого человека и юноша провалился в сладкую бездну.

Мгновения падают каплями. Пронзают томное тело, унося в бесконечность каждый оттенок биения сердца. Застывшая тишина ночи бережно пеленает ожившие желания в лунный свет, сорвавшийся с небесных просторов в обьятия земли. В этом миге творения, где прошлое и будущее только мысли, словно плывущие облака, где ничто не имеет значения больше, чем падающий лист, — мы снова становимся собой: ранимыми и открытыми, храбрыми и отчаянными, игривыми и дерзкими. Как дети радуемся любой мелочи и как матёрые хитрецы читаем между строк. Кто же мы на самом деле? Возможно, определения, к которым так стремимся в надежде закрепить образ — пустое золото, ловушка, в которую загоняем себя навеки. А ведь когда-то умели летать, потому что были всем. Теми, кто мы есть, а не как нарисовали себя. Тело еще помнит. Тело еще поет. И ее руки, как два крыла, подымают все выше и выше. И ты, вначале осторожно, но с каждым касанием все смелее обретаешь дарованное с сотворения мира. Радость полета.