Танец бабочки - [48]

Такаги протянул руку по направлению к мечу, заметив внимание к своей персоне.

— Хочешь клинок? — спросил Икуно.

Малец кивнул.

— Если я расстанусь с ним хоть на мгновение, меч обидится и перестанет служить мне, — сказал следопыт с нарочитой серьезностью. — Для начала тебе нужно с ним подружиться.

Икуно вложил клинок в ножны.

— Будем знакомиться постепенно. Сегодня ты вытащишь катану ровно наполовину. Меч должен к тебе привыкнуть. Впрочем, как и ты к нему. А это дело не одного дня. Согласен? — произнес внушительно.

Глаза мальца светились ясностью и пониманием.

— Что ж, пробуй. Но только наполовину, — предупредил рёнин. — Иначе нам обоим не сдобровать.

Такаги осторожно ухватил рукоять, потянув клинок на себя. Белая змея стали медленно выползла на свет, сверкая на утреннем солнце гладкой чешуей. На полпути малец предусмотрительно остановился, взглянув в глаза Икуно.

— Схватываешь на лету, — одобрительно сказал следопыт.

Завороженным взглядом Такаги осматривал гладкую поверхность меча. Безупречность клинка не вызывала никаках сомнений. И все же, скореее бессознательно, малец решил испробовать лезвие рукой. Касание обожгло палец. Кровь выступила моментально. Икуно одним движением загнал клинок в ножны. Такаги, не выдавая беспокойства, озадаченно повертел пальцем.

— Болит? — спросил следопыт.

Малец пожал плечами и провел рукой по ножнам со спокойствием достойным бывалого воина. Матабэй наблюдал сцену с веранды.

— Храбрый парень, — заметил рёнин, подойдя к старику. — Только молчаливый. Что с ним?

Хозяин опустил голову.

— Мать Такаги зарубили у него на глазах, — сказал с грустью. — С тех пор он онемел. Что тут сделаешь?

Слова старика прозвучали в утренней тишине, словно удар монастырского колокола.

— Кто? — только и спросил следопыт.

Матабэй вздохнул, наблюдая как малец ковыряется в земле. Воспоминания никак нельзя было назвать приятными, но настойчивый взгляд рёнина требовал ответа.

— Содзо, утитонин даймё, — сказал сдержанно.

— За что?

— Содзо — человек яростного нрава. Покойная была неосторожна в словах, — Матабэй положил руку на лоб. — Я даже не знаю, как Такаги живется с этим. Могу только догадываться, поскольку улыбка касается его губ очень редко.

В неожиданно зависшей тишине шелест листьев зазвучал пронзительней. Резкие порывы ветра принесли прохладу с высоких холмов. Под мелькающими среди туч лучами Аматэрасу природа возрождалась к жизни после ночного сна.

— Содзо избежал наказания?

Старик недовольно выругался:

— Меньше года тюрьмы — вот и все наказание! Дайме вытянул Содзо и тот верен ему как пёс. — Матабэй обреченно махнул головой. — Мой сын давно беседует с богами. А если я рискну встать на защиту чести, кто позаботится о семье?!

Горечь струилась в каждом слове хозяина. Здесь было о чем задуматься. Самурайская честь с ее обычаем кровной мести все еще играла в крови старого слуги и воина клана Ямадзаки. И хотя Матабэй давно отошел от службы, предавшись более мирному занятию в лице земледелия, что и приличествовало возрасту старика, но военное прошлое не давало покоя.

Незная чем утешить, Икуно сказал обычное:

— Пути богов нам неведомы.

Матабэй промолчал, размышляя о привратностях судьбы — хитрой и коварной бестии.

— Как вам спалось, господин? — решил сменить тему.

— Какой я тебе, господин, Мата? — с иронией произнес следопыт, просовывая большой меч в оби.

Матабэй взял в руки малый клинок и, оголив лезвие, внимательным взглядом пробежал по гравировке на стали — отличительном знаке кузнеца дома Ямадзаки.

— Наш род служил клану Ямадзаки много поколений, — сказал важно, с оттенком ностальгии.

Заметив подозрительную влажность на глазах старика, Икуно сердито забрал меч и умелым движением уложил под пояс.

— Вот именно, клану, — уточнил прохладно и добавил: — Я давно живу один.

Замечание гостя не произвело на хозяина магического действия.

— Вы все еще часть семьи, господин. — упрямо повторил Матабэй, уныло прищурившись. — Жаль, я стар и не могу отдать дань чести господину Ямадзаки. Вы давно виделись?

Икуно немного помолчал, пытаясь отогнать непрошеные мысли.

— Ты сам знаешь… С тех самых пор… — произнес нехотя.

Старик опустил глаза в землю.

— Это слишком долго, — вздохнул устало.

Рёнин отстраненно уставился на беззаботно игравшего мальца. Вся тяжесть прошедших лет навалилась на плечи в неловком молчании. С тех пор, как он покинул дом, прошло больше двадцати лет. Годы скитаний не прошли даром. Жизнь оставила отпечаток на правой щеке в виде косого шрама — подарка разбойника из Осаки. А сколько всего еще было: холодные ветра Одовары, снежные вершины острова Кюсю, улыбки куртизанок из Эгути, ярость самураев Идзумо. Жизнь напропалую играла с ним в прятки. И в этом суровом, иногда хмельном танце, часто проходившем по острию лезвия каждый миг приобретал неповторимый вкус, каждое дыхание — единственный оттенок. То, что пожалуй, никогда бы не случилось будь он хоть немного поосмотрительней, как часто навещивала мать. Безудержность стала его сестрой слишком рано. Возможно, благодаря ей он все еще дышал, дышал полной грудью.

— Вы все еще ганяетесь за призраками? — голос старика звучал глухо.