Танец бабочки - [44]

Несмотря на замкнутость, незнакомец вызвал расположение в юноше с первого взгляда. И дело было даже не в признательности за его благородство. Некое звериное чутье подсказывало, что на воина можно положиться. В конце концов незнакомец рисковал своей жизнью, а прихотью это не назовешь. Даже если самураи считали привычным для себя делом встречу с опасностью и таков был их долг, подобное поведение естественно для воина на службе у господина. А для того, что бы помогать чужаку, нужно иметь либо сострадательное сердце либо быть наемником. Но за все время воин даже не заикнулся о вознаграждении, что добавляло очки в его пользу.

Облокотившись о ножны, незнакомец любовался огненной стихией.

— С чего ты решил, что я хочу быть воином? — упрямо бросил Икуно.

Воин откликнулся сразу, будто думал о том же.

— Это не вопрос твоего выбора, — сказал без колебаний. — Это уже внутри тебя.

— Откуда ты…?

— Ты с успехом доказал это, — прервал самурай. — И только твой разум не хочет соглашаться.

Доводы незнакомца загнали молодого человека в ловушку. Но почему воин проявляет такую настойчивость? Это уже переходит границы дозволенного. Только юноше решать свою судьбу.

— Если я убил человека, это еще ничего не значит, — сердито возразил Икуно.

— Дело не в убийстве.

— А в чем?

— Ты переступил через привязанность к жизни. Вспомни, когда ты сражался, ты не думал ни о чем.

Даже если предположения воина имеют основания, это не дает ему право навязывать свое мнение. И почему именно сейчас? Рука юноши не знала рукояти катаны около пяти лет — с тех пор как он покинул дом и отдался обучению искусствам. Однако с другой стороны разве путь воина не логичное продолжение его желания служить клану? Что же заставляет отчаянно сопротивляться? Страх? Нет. Скорее всего здесь замешаны чувства к матери. Молодой человек иногда ловил себя на том, что мысленно винил отца в материнской смерти. В том, что служба клану была для него важнее жены и мать увяла без внимания со стороны Иттэя. Несомненно это была глупая несуразица, но Икуно не мог выбросить ее из головы. И вероятно это послужило мотивом для того, что бы отправиться в столицу. На путь воина необходимо вступать с чистым сердцем, а юноша понял, что не готов кривить душой.

— Давай так, — сказал Икуно. — Я обязан тебе жизнью. Сколько ты хочешь?

Беседа приняла неожиданный поворот.

— И много дашь? — в голосе незнакомца прозвучали нотки алчности.

— Все, что есть.

Бахвальство молодого человека бросалось в глаза.

— Ты слишком высоко себя ценишь, — бесстрастно проронил воин.

— Жизнь всегда ценится дорого.

— Жизнь не стоит ни гроша.

Юноша ждал в надежде, что в воине проснется шкурный интерес. Вопреки всему незнакомец не оправдал его ожиданий. Воин отвернулся к огню с видом полного безразличия.

Молодой человек совершенно запутался, стараясь определить намерения попутчика.

— И какова разница? — не отставал юноша.

— Между нами? — краем глаза повел воин.

Юноша кивнул.

— Я ничего не стою, — с полным хладнокровием сказал незнакомец. — А ты — вдвойне, дырка от бублика. Было бы нечесно брать с тебя деньги. Будда этого не одобрил бы.

Икуно не нашел ничего забавного в иронии незнакомца.

— Странно, мне показалось, что моя голова, в свете последних событий, резко поднялась в цене, — произнес, недружелюбно поглядывая на спутника.

— Тот, кто дорожит своей жизнью, как правило не стоит ничего.

Икуно пропустил намек мимо ушей:

— Возможно. Но разве это не шанс для тебя схватить куш на пустом месте?

Подловить незнакомца оказалось не так просто.

— Я не могу играть на твоих глубоких чувствах любви к своим ягодицам, — сказал тот едко. — Все божества проклянут меня.

Молодому человеку надоело терпеть насмешки спутника.

— Перестань клеить дурака и назови свою цену! — рявкнул юноша.

Незнакомец поднялся, потянулся всем телом, словно испытывая терпение молодого человека и неожиданно заявил:

— Меч!

— Что? — вытаращился Икуно.

— Я хочу меч. — Воин протянул руку к мечу юноши.

Икуно отшатнулся:

— Это невозможно.

— Почему?

— Это меч отца, — оторопело пробормотал юноша.

— Ну и что? — пренебрежительно спросил воин.

Икуно прижал меч к груди. Посягательство на семейную реликвию вызвало в нем справедливый гнев.

— Это моя память! — произнес с трепетом. — Ей нет цены.

Священные чувства юноши не произвели на воина никакого впечатления.

— И что ты будешь делать с ним? — спросил насмешливо. — Повесишь на стену и долгими зимними вечерами будешь сдувать пыль, умиляясь отцовской доблести? Жалеть себя и проклинать судьбу? Ты ведь большего не стоишь.

Юноша вспыхнул от негодования:

— Не тебе судить меня!

— Не мне, — кивнул самурай. — Но и не тебе.

— Чего ты добиваешься?

Незнакомец присел, глядя молодому человеку в глаза с неподдельным азартом:

— Спроси себя — чего хотел бы отец?

— Дьявол, тебе какое дело?!

Воин гордо поднялся над юношей.

— Я воин. Твой отец был воин. А кто ты? Никто. Червь, оплакивающий свою судьбу!

— Ты не имеешь права!

— Имею! Ты мне должен! — с жаром вымолвил незнакомец. — Но если я спас жизнь червя, мне не нужны деньги!

Гнетущая тишина зависла в воздухе. Молодой человек подавленно замолк. В голове все смешалось. Алые языки пламени проникали в самое сердце. Юноша вспомнил о празднике мальчиков. В те дни дома украшали листьями ириса, старшие передавали младшим древнее оружие рода, переходящее из поколения в поколение, а на деревянных шестах прикрепляли вырезанных из бумаги карпов. Рыба символизировала стойкость и упорство перед лицом бед и напастей.