Танец бабочки - [23]

— Накаяма украл деньги из казны твоего брата, а ты защищаешь его?

— Он заплатил за свой промах.

— Вот и глупец. Я бы никогда не попался.

— Ты уже попался, — выкрикнул Иттэй, выхватив меч.

Самурай в мгновение ока вскочил на ноги с клинком наголо. Круг воинов рассыпался. Неожиданная развязка разговора застала врасплох. Противники замерли, выставив мечи. И в следующее мгновение схлестнулись в атаке. Иттэй увернулся от удара и резанул клинком снизу. Схватка длилась не более трех секунд. Самурай успел только втянуть легкими воздух перед тем, как грохнуться на землю.

Впоследствии отец не вспоминал об этом случае. Но Икуно знал, что Накаяма был другом детства Иттэя. И приговор потряс Ямадзаки до глубины души. Их связывало столько воспоминаний, и вот теперь Иттэй был вынужден покорно наблюдать за бесславным концом друга. Проступок Накаямы не мог остаться безнаказанным. И оба понимали это. В жизни случалось всякое и Иттэй никак не мог презирать друга за то, что у него не хватило смелости противостоять денежному соблазну. Именно Накаяма попросил, чтобы сын Иттэя выступил в роли кайсяку. На вопрос отца о причинах такого выбора Накаяма поднял залитое кровью лицо — результат старательных допросов — и стойко произнес:

— Самурай должен помнить свой долг. У меня нет детей и уже не будет. Пусть твой сын станет воином. Ты же знаешь, учиться рубить нужно, когда молод. И моя голова как нельзя кстати, — произнес самурай с кривой усмешкой.

Иногда все уже поздно.

— Много ли здесь людей из окружения даймё? — спросил Икуно, выйдя из задумчивости.

Мунисай оглянулся.

— С дюжину будет.

— Отлично, — кивнул гость.

Выпили еще по чаше.

— Ты не выступал кайсяку при сэппуку твоего господина, — вдруг тихо сказал Икуно, пронзая стальным взглядом.

— Что? — глаза Мунисая округлились.

— Удар нанесен сверху вниз рубящим движеним под углом у основания шеи с с большой силой. Для этого у тебя недостаточно мастерства, — словно приговор, произнес Ямадзаки.

Лицо самурая побагровело.

— Ты обвиняешь меня во лжи? — чеканя слова сказал Мунисай.

— Если бы. Я обвиняю тебя в неумении врать.

Заявление Икуно стало последней каплей. Самурай сорвался с места и, выхватив меч, подобно льву бросился на обидчика. Харчевня всколыхнулась. Посетители попятились к двери. Остальной народ вжался в стены.

Рыча и сыпя проклятьями молодой воин оттеснил гостя в угол. Фехтуя с легкостью заправского игрока, Ямадзаки парировал мощные удары до тех пор, пока не воспользовавшись заминкой воина при смене позиции проскользнул за спину, нанеся удар рукоятью в затылок.

— Опять попался, — шепнул самураю, рухнувшему столбом на пол.

Расчеты Икуно оказались верны. Несколько воинов отделились от стен и окружили плотным кольцом. В харчевне воцарилась зловещая тишина.

— Однако, — прошептал гость, — не слишком ли я самонадеян?

Суровые лица молодых противников выдавали несгибаемую решимость. Что, впрочем, иногда граничит с ослиным упорством. Резкие, хаотичные движения самураев говорили об отсутствии целосности. Дело за малым — ударить в слабое звено.

— Потанцуем? — бросил Икуно противнику напротив.

Воин на мгновение отвлекся. Этого было достаточно. Жало клинка пронзило ухо, отдавшись резкой болью во всем теле, о чем противник не приминул сообщить отчаянным воплем. Ямадзаки нырнул под орущего молодца, свалив того на пол. Круг разорван. Оторопелые самураи осознали ошибку и рьяно обрушились на гостя, одолеть которого оказалось не так просто. Икуно дал отпор заядлого фехтовальщика. Меч Ямадзаки кружил змеей вокруг противников, его жало касалось каждого в своей неповторимой манере, при этом нанося только легкие ранения. Отправив еще одного разучивать сольное пение, Икуно ударом локтя свалил третьего в сладкую дрёму, оставшись лицом к лицу с двумя противниками.

— Становится скучновато, не правда ли? — съязвил гость.

Самураи отпрянули. Еще немного и воины бы отступили, но будущий стыд перед лицом окружающих вернул силы. Решительно выставив клинки самураи приготовились к атаке.

— Браво, — заметил Икуно, мастерски вымахивая мечем. — Ваше мужество вызывает восхищение.

Пристальное слежение за скольжением клинка гостя казалось самураям нечеловеческим испытанием. Наконец один, не выдержав, рванулся в бой. Но закружившись в ближней схватке, твердой рукой Ямадзаки был направлен лбом в скамью.

Выпад последнего остался незаконченым, вследствие острого интереса гостя к причинному месту нападавшего. Самурай согнулся от боли, что впрочем могло быть принято и за проявление уважения. Икуно ответил поклоном. Самурай склонился еще глубже и достал головой пол, вероятно посчитав проявление этикета недостаточным. Икуно ответил тем же. Однако воин показал верх учтивости, внезапно свалившись на колени и уткнувшись носом в доски. Обмен любезностями закончился. Икуно развел руками:

— Вежливая у нас молодежь, что ни говори.

Кто-то из крестьян захохотал. К нему присоеденились остальные. Пантомима гостя на время разрядила ситуацию. Напряжение стало рассеиваться, как вдруг катана в сильном боковом ударе рассекла воздух. Икуно уловил движение в последний момент, отпрянув в сторону и пуская меч по скользящей. Кувырок определил дистанцию, дав возможность изготовки.