Танец бабочки - [111]

— Я рад, что рассказал тебе все, — произнес Накано. — Носить в себе воспоминания — не лучший способ дружить с жизнью.

— У памяти нет срока давности, — Икуно отвернулся к океану.

Вечерний бриз омывал подозрительно влажные глаза.

— Для меня нет ни прошлого, ни будущего, — медленно сказал Кихэй. — Я давно уже стал тенью, отзвуком чей-то жизни. Голоса прошлого проносятся сквозь душу как холодные ветра у вершин, оставляя только легкую дрожь. Но мой долг требовал быть верным слову, данному твоему отцу. Я сдержал обещание. Как тогда, когда я был твоим учителем, так и сейчас, когда я стал твоим врагом.

Следопыт опустил голову.

— И если кровь взывает о мести, — продолжил Накано, пристально глядя на рёнина, — я не могу противостоять твоим чувствам.

— Какая нелепость, — промолвил Икуно помолчав.

— Что?

— Все это нелепость, — рёнин беспомощно повел рукой. — Столько лет хранить в себе мысли о мести и в решающий час отступить. Столько лет разрываться между привязанностью и ненавистью к тебе. Зачем отец так поступил со мной? И как ты мог согласиться на это? Это чистое безумие.

Накано долго смотрит в глубину спускающихся сумерек. Если бы в жизни все было просто. Если бы можно было вернуться:

— Встреча с Иттэем перевернула мои представления. Я никогда не знал настоящей страсти. И не верил в нее. Но в тот миг что-то случилось. Только глубоко страстный мужчина способен на такой поступок. Я увидел себя со стороны и понял, что моя жизнь бесконечно пуста. Потому что я никогда никого не любил с такой страстью, как твой отец. И я понял, что должен что-то изменить в своей жизни. Жить ради кого-то. Слово самурая, данное мною твоему отцу, стало и моим спасением.

— Но это же глупо, — бросил Икуно.

— Твой отец был отчаянным, но не глупым. Умелой рукой Иттэй направил тебя к бусидо.

— Каким образом? — устало вымолвил следопыт.

— Ты можешь стать мастером клинка, — хмуро кивнул Накано. — Таким, каким был я. Абсолютно безразличным наемником для убийства. Я не дорожил ничем. Ни своей жизнью, ни жизнью других. Золото стоило жизни молодому Танго, Отоки. Моя пустота была моей неуязвимостью.

— О чем ты?

Старый самурай собрался с мыслями.

— Суждение — это привычка делить мир на правильное и неправильное. Или иначе говоря — привязанность. Как только привязанность исчезает — исчезает мнимая дуальность жизни и внутри воццаряется покой. Покой абсолютной пустоты. — Накано тяжело вздохнул, — Иттэй хотел, чтобы ты пришел к миру внутри. Но не к безразличному спокойствию, а к беспристрастному огню внутри. Жизнь воина пуста, если в ней нет огня любви. Самураи называют это преданностью. Отец поставил тебя перед вызовом — сможешь ли ты увидеть в себе бабочку?

— Но почему таким образом? — чуть ли не вскричал Икуно.

— Да потому что другого пути нет, как перешагнуть через свои предствления ценой боли, — с нажимом вымолвил Кихэй.

Следопыт уныло свесил голову. Накано смерял бывшего ученика внимательным взглядом:

— Только тебе решать, идти ли на поводу общественного мнения о чести путем кровной мести или выйти из круга собственных убеждений и познать бусидо.

Следопыт медленно качал головой, закрыв глаза рукой.

— Что ты хочешь от меня? — мучительно протянул Икуно. — Я не хотел этого. Ты был моим учителем. А теперь… Какой выбор мне сделать? Убить тебя и обелить свою честь, потому что так требует кодекс? Или быть выше этого? Я уже не понимаю, что такое честь. И где грань между честью и бесчестием…?Я устал…

Кихэй вздохнул и окинул окрестности суровым взором. В жизни не было прямых путей — эта истина как никогда подтверждала себя. Опустив голову, произнес:

— Какой бы внутренний выбор ты не сделал — это не имеет значения. Теперь ты знаешь все. И если нам предстоит сразиться, мы сделаем это как воины, без лишних колебаний. Пусть решение придет само.

Накано, поднявшись, растаял призраком в сгустившихся сумерках. Шум прибоя звучал далекой музыкой. Икуно не решаясь шевельнуться, неподвижным взглядом сверлил полутьму вечера. Тсукиоми, бог луны, полной чашей висел в небе, еще не полностью затянутом грозовыми облаками.

Икуно очнулся от прикосновения руки и наткнулся на испуганный взгляд Кэйко. В сумерках тонули неровные очертания маленькой фигуры.

— Икуно, — произнесла девушка.

— Что ты здесь делаешь? — спросил следопыт, пряча глаза.

— Мунисай сообщил мне о смерти Масы. Это ужасно.

— Мунисай? — рёнин поднял глаза.

— Да.

Икуно поднялся:

— Где он?

— Куда-то отправился с Содзо.

— Что?! — следопыт схватил девушку за плечи. — Куда?!

— Отпусти, ты делаешь мне больно.

— Куда они пошли?! — резко бросил Икуно.

— Кажется, к лесу.

— Дьявол!!

Рёнин со всех ног бросился по склону холма. Грозовые облака закрыли небо. Первые капли упали на иссохшую землю.

Как только следопыт вбежал под сосновые кроны, ливень припустил вовсю. Икуно несся во весь дух, петляя между деревьями. Только бы успеть. Хитросплетение ветвей так и норовило ударить по глазам. Лес зашумел под проливным дождем.

Взгляд скользил между кустарником. Где же?… Вертя головой во все стороны, Икуно мучительно выискивал малейший намек на чужое присутствие. Платье намокло, превратившись в скользкое тряпье. Потеряв всякую надежду, рёнин услышал слабый стон. За деревом мелькнул неясный силуэт.