Танец бабочки - [109]

Речь Накано спутала все карты. Сбила с толку. Икуно потерял направление. В голове царил хаос.

— Этого не может быть, — повторял следопыт как заклинание. — Не может быть.

— Твой отец сделал тебе несоизмеримо царский подарок, — настойчиво бросил Кихэй. — Отец хотел, чтобы ты постиг Путь воина, каким был он до мозга костей. Иного пути как только выйти за пределы своих привязанностей и убеждений, нет.

— Нет! Ты все врешь! — заорал Икуно, кинувшись на противника.

Мечи сцепились в сладкой жажде крови. Икуно вложил в удар всю ненависть горячего сердца. Отчаянный натиск, обманный бросок, смена позиции, неистовая серия. Накано отражал атаку за атакой. Спокойно и размеренно. Без малейших признаков беспокойства.

Неприступность противника ввела Икуно в легкое замешательство. Старый самурай держался с твердостью скалы. Все атаки следопыта разбивались как волны о камень. При этом Кихэй не пытался атаковать в ответ. Только защита.

Икуно подавленно замер.

— Отец поставил тебя перед вызовом: переступить через самого себя, ибо пока ты видишь во мне врага, а в нём жертву — ты привязан к жизни и тебе не будет покоя, — попытался еще раз старый самурай. — Я понимаю — это трудно, но чтобы стать мастером клинка ты должен обрести беспристрастность.

— Хватит, — прохрипел рёнин.

Со стороны океана ударил ветер. Гроза неумолимо приближалась к побережью. Прохлада омыла горячие виски следопыта. Он пошатывался, устало водя катаной по воздуху. В голове все смешалось. Голоса прошлого всплывали далеким эхом. Пытаясь ухватится хоть за что-то, Икуно опустил меч.

— Я хочу знать как умер мой отец.

Половицы гостиницы скрипели под тяжелым шагом. Иттэй остановился. Звук старого дерева будил смутные воспоминания.

В тот день Икуно отьезжал в Эдо. Накануне вечером Ямадзаки не сумел убедить сына. Все усилия оказались тщетны. Молодого человека необьяснимо влекло окунуться в мир придворной жизни. Или это была дань моде? А как же семья? Клан? Кто знает, вернется ли наследник, преодолев мнимое очарование городской жизни.

— Отец, ты должен понять меня. Я молод. Я хочу вкусить от жизни все. Где, как не в столице сходятся все дороги? Мир исскуства, философии, утонченных манер. Я должен соприкоснуться с этим.

Ямадзаки недовольно вертел головой.

— В твоем утонченном мире нет ничего настоящего. Эта жизнь не для воина. Она пуста и обманчиво приятна соблазнами. Ты совершаешь ошибку.

— Возможно. Но чтобы узнать это, я должен пройти этот путь.

Иттэй молча хмурился.

— Отец…

Ямадзаки поднял руку:

— Довольно. Поступай как знаешь. Не о чем говорить.

Всю ночь Иттэй неспокойно ворочался на циновке. Ямадзаки был не из трусливого десятка, но сейчас страх разьедал изнутри. Иттэй смутно догадывался о причине. Смерть Ли бросила в обьятья одиночества и если бы не сын, ставший единственной отрадой, Ямадзаки сошел бы с ума. А теперь Иттэй терял последнюю связь с жизнью.

Косые лучи утреннего солнца старый самурай встретил бездумным взглядом в стену. За спиной раздался шорох. Ямадзаки, не оборачиваясь, уже знал кто это.

— Отец, — тихо прозвучал голос.

Иттэй не двигался.

— Отец, ты спишь?

Ямадзаки хранил молчание, лежа к сыну спиной. Матабэй ожидал за дверью. Лошадь была снаряжена для путешествия. Икуно нерешительно мялся на месте. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем они сново увидяться?

— Отец, между нами не должно быть вражды. Что бы не случилось, знай, что я люблю тебя, — голос сына был хриплым от волнения.

Сжав зубы, Иттэй не подавал признаков жизни. Жизни, разрывавшей на части.

Икуно в последний раз окинул взглядом фигуру отца. Расставание становилось невыносимым. И это молчание…

— Прощай.

Половицы заскрипели под удаляющимися шагами. Прошлое рухнуло. Ямадзаки оцепенело смотрел в пустоту. Икуно, скачущему во весь дух, уже не суждено было увидеть, как по щекам отца скатились две слезы.

Да, этот скрип половиц навсегда врезался в память. Как гул приближающейся грозы.

— Почему ты не благословил его?

Вопрос застал Иттэя врасплох. Сначала подумалось, что это отзвук собственных мыслей. Ямадзаки поднялся и внутри все оборвалось. Именно тогда она впервые явилась ему. После стольких лет…

— Почему ты молчишь? — ее лицо казалось суровым.

— Ли? — голос Ямадзаки дрожал.

Призрачное видение жены было немыслимым.

— Ты должен был благословить Икуно.

— Прости, я… — голова Иттэя налилась свинцом.

— Это же наш сын, а ты…

Ее обвинения разили в самое сердце. Она почувствовала, что он страдает, и смягчилась.

— Ли, я… сплю? — решился на связную мысль Иттэй.

Расчесывая косу, она лишь улыбнулась, словно непонятливому ребёнку.

Иттэй брал ее руку, поднося к глазам. Пальци Ли скользили по исчерченому морщинами лицу мужа. Ямадзаки не мог больше сдерживаться.

— Ты плачешь? — ее голос становился глуше.

— Прости меня, — выдавливал Ямадзаки сквозь слезы.

— За что?

— За наше малое счастье. За жизнь без тебя.

— Глупый. Я никогда не жалела об этом. Я всегда любила тебя.

Она прижимала к груди поседевшую голову, нежно поглаживая плечи.

— Всегда, — шептала Ли, мягко покачиваясь.

Они застывали в обьятиях. Иттэй проваливался в легкость ее дыхания. Больше ничто не имело значения. Ничто.